Мужчина из клуба двинулся вперед, угрожающе похлопывая себя по ноге битой.
Водитель машины выскользнул из салона, встал, включил на всю мощь свой карманный фонарь и направил его свет прямо в глаза верзиле. «Это дела полиции, приятель, – сказал он. – И я настоятельно советую тебе вернуться в клуб. Незамедлительно».
Мужчина с битой замер на месте секунд на пять. Потом отступил на два шага назад, повернулся, зашел внутрь и хлопнул за собой дверью. А водитель снова сел в салон, мягко притворив дверцу машины.
Хьюстону стало трудно дышать. Он слышал звуки выдыхаемого изо рта воздуха – один короткий выдох за другим. Но не мог набрать воздух в свои легкие. Ему не хватало кислорода, в глазах все потемнело от вида мужчины с битой и голоса человека в автомобиле. Он узнал их обоих. Спотыкаясь и припадая то к одному, то к другому дереву, Хьюстон побрел в глубь зарослей. Он брел, хватая ртом воздух, втягивая в себя темноту, натыкаясь на ветви и падая. Он задыхался, он не мог ни о чем думать и только все дальше и дальше углублялся в лес, чувствуя в груди нестерпимую боль от уколов пронзающего ножа – ножа осознания.
Вынужденный убавить громкость автомагнитолы до минимума, Демарко периодически вздрагивал от выхлопов рока, вырывавшихся с ревом из клуба. Эта музыка нервировала и раздражала его; вибрирующий гул отзывался в его теле противным зудом. Он настроил магнитолу на радиостанцию Эри в надежде на то, что нежный голос ее ведущей и виртуозные мелодии Колтрейна и Монка уменьшат его взвинченность от длительного и напряженного сидения в машине. Сержант наблюдал за парковкой уже восемьдесят минут – чуть больше, чем находились в клубе Морган и Кармайкл, одетые как игроки в гольф, добравшиеся до «девятнадцатой лунки». За это время каждый из патрульных по разу наведался в туалет и отзвонил по мобильнику Демарко. Бонни оставалась на своем месте за стойкой бара и не выказывала никаких признаков нервозности и никакого интереса к присутствующим в клубе. И никто из посетителей не походил на Томаса Хьюстона.
Если бы его спросили, Демарко не смог бы толком объяснить, почему он решил, что Хьюстон появится этим вечером в клубе. Но он был в этом уверен. Каким-то образом это заведение или отношения Бонни и Хьюстона были связаны с убийством в доме писателя. Демарко это сознавал. Это сознавал Хьюстон. И Бонни тоже сознавала это. Хьюстон был рабом привычек, человеком, который, как и многие другие люди, находил успокоение в устоявшемся укладе жизни. И предпочитал не разжигать огонь не поддающихся контролю эмоций и действий. Он провел несколько вечеров в том же месте, что и Бонни. Даже вечер того четверга, когда Хьюстон не появился в клубе. Он тоже провел его там, где и Бонни. Демарко чувствовал это нутром. А потом Клэр, Томми, Алисса и Райан были убиты, и очевидцы видели Хьюстона бродящим в потрясении по улицам. А теперь снова наступил четверг. Куда еще мог податься Хьюстон – потерянный, обезумевший от горя и снедаемый чувством вины или яростью?