– Друзьям? – переспросил Нейтан и помотал головой.
Они прошли молча еще несколько шагов. А выйдя с кладбища, свернули вправо и пошли вдоль длинной вереницы припаркованных у бордюра автомобилей. И первым опять заговорил Демарко.
– Так Томас не считал Дентона своим другом? – спросил он. – Вы это точно знаете?
– Он никогда никого не критиковал и не осуждал. Это было не в его духе. Но этот постоянный самопиар Дентона… Томас находил его по меньшей мере неприятным.
– А расскажите-ка мне про самопиар.
– Дентон не упускает случая привлечь к себе внимание. И все время чего-то добивается, закидывает удочку то на место заведующего кафедрой, то на должность профессора. Ему вообще нравится быть в центре внимания. У него на этом пунктик. Вот как сегодня. Вызвался произносить надгробную речь. И превратил ее в шоу Роберта Дентона.
Демарко показалось, что он узнал автомобиль Нейтана – синий «БМВ»-купе. Но Бриссен прошел мимо, даже не посмотрев на него. И Демарко промолчал.
– Всякий раз, когда Дентон публикует свое стихотворение в каком-нибудь заштатном литературном журнале, он обязательно выпускает пресс-релиз. И даже рассылает по электронной почте сообщения всем студентам и преподавателям факультета.
– А Томас этого не одобрял?
– Для него главным была работа, понимаете?
– Да, он был особенный человек, это верно.
Они подошли к машине Демарко. И оба остановились у правого заднего крыла. Демарко повернулся лицом к Бриссену, но тот смотрел мимо него.
– Даже это дело в Албионе. Дентон даже по нему давал сообщения в прессу. Тогда Томас по-настоящему разъярился.
При упоминании об Албионе что-то щелкнуло в мозгу Демарко. В той самой извилине, которую снедало непонятное беспокойство.
– А что было в Албионе?
– Дентон читал лекции по поэзии для заключенных в исправительной колонии.
– Дентон читал лекции в тюрьме?
– Насколько я знаю, он вел там курс каждый семестр последние два года. И каждый семестр он выпускал новое объявление о наборе.
Демарко вдруг почувствовал в груди тяжесть; его сердце забилось быстрее, а дыхание участилось.
– А вы не знали, что Карл Инман отбывал свой срок именно в Албионе? Он освободился всего несколько недель тому назад.
Бриссен уставился на Демарко:
– Вы это серьезно?
– А вы действительно этого не знали?
– Клянусь вам, не знал.
Демарко мог связаться с исправительной колонией по телефону, но тогда бы он лишился повода не ехать домой. Дом был серый, как небо, и пахло в нем затхлостью могилы. Получасовая поездка до Албиона обеспечила сержанту не только ощущение движения, некоего прогресса, но и время для осмысления новой информации. Намек Нейтана на поэта мог завести его в тупик, но Демарко почему-то был уверен в обратном. Смутное беспокойство, терзавшее его со смерти Хьюстона, теперь угасло; бесформенные мысли, бродившие в его мозгу, перестали давить на черепушку. Сержанту вдруг сделалось очень легко. День стал казаться светлее, а воздух свежее. Что-то изменилось от откровений Бриссена. Туман недопонимания начал рассеиваться.