Хьюстон все это сознавал и даже поражался такому очевидному раздвоению своей психической личности, или, говоря научным языком, диссоциативному расстройству идентичности, позволявшему ему испытывать боль и в то же время воспринимать и оценивать ее с расстояния. Он совмещал в себе одновременно и правду, и вымысел. Но из двух этих сущностей сильней была правда; она мучила, терзала и душила его, и именно из-за нее он чувствовал себя больным, разбитым и опустошенным.
Голод тоже мучил его; и Хьюстон понимал, что должен что-то поесть и как можно скорее. Хотя сама мысль о еде была тошнотворной.
Зато с водой проблем не было. Вся земля вокруг него была сырой, как тайга Аляски, пропитанной сотнями маленьких прудов, болот и водных потоков. Перед тем как покинуть последний ручей, Хьюстон сложил руки пригоршней, зачерпнул из него воды и поднес к своим губам. Он помнил, как пил эту воду. Она была настолько холодной, что обжигала ему горло и вызывала головокружение. И, невзирая на это, он делал глоток за глотком, наполняя водой свой желудок.
Но еду все равно нужно было найти. А теперь, когда терморегуляция тела нарушилась, ему следовало подыскать себе также более надежное и комфортное укрытие. И там собраться с силами и выстроить дальнейший план действий.
«А не попытаться ли мне добраться до Онионтауна и О’Пэтченов?» – подумал Хьюстон. Но до Онионтауна было не меньше двадцати миль, а Эд О’Пэтчен вполне мог при встрече пристрелить его – без малейшего колебания.
У Хьюстона сохранились бумажник, банковские карточки и, наверное, немного наличности. Но все это принадлежало другой жизни – жизни порушенной и перечеркнутой.
А жить дальше ему уже не хотелось. И Хьюстон хорошо это понимал. Но прежде чем прервать свою жизнь, он должен был сделать одну вещь…
Хьюстон подумал о коллегах, с которыми работал, и о студентах, которых учил. Может ли он положиться на кого-либо из них и попросить о помощи? Едва ли… Они уверяли его в своей любви и восхищались им. Но это было вчера или днем раньше. Это было в том, закончившемся сне.
Неужели ему некому довериться?
Да, есть, конечно, Нейтан. Но не стоит вовлекать его во все это. Пусть живет своей жизнью. Ему и собственных трудностей хватает. Остается только Аннабел. Только Аннабел сможет понять его. Только Аннабел он сможет все рассказать. Возможно, она не захочет ему помочь. А вдруг захочет? Она стольким ему обязана! Он помогал ей всегда, когда она нуждалась в помощи. И не с легким сердцем, а с печалью в обоих их сердцах. И он верил, что она тоже захочет ему помочь. То, что случилось с ним, было ужасно. Ужасней некуда. Но он должен попробовать встретиться с Аннабел.