Как неприятно и грустно, что Геня теперь рисует картины, которые никто не захочет видеть, кроме, возможно, ребенка вроде Мойше, очарованного простым умением владеть карандашом и кистью, ловкостью художника.
Нынче вечером Геня помогал наводить порядок в кабинете для инъекций — все эти дни он помогал служащим лазарета.
— Мне нравится картина, которую ты нарисовал сегодня, — сказала Мириам.
— Сегодня я ее закончил, — поправил он. — Чертова картина заняла у меня целую неделю. Я только начинаю учиться видеть.
— А можно я повешу ее в Гостиной?
— В Гостиной? — Геня спокойно и чуть насмешливо посмотрел на Мириам, держащую поднос с иглами для подкожных инъекций. — Но там же висят только изображения Дома.
— Может, уже пришло время поместить туда изображения нашего нового дома.
— Широкий жест из соображений этики, да? Что ж. Если картина тебе нравится…
— Очень нравится, — мягко сказала Мириам.
— Она не такая уж плохая, — произнес Геня, — и я нарисую еще лучше, когда научусь настраивать себя на систему.
— Какую систему?
— Ну, понимаешь, приходится смотреть, пока не увидишь систему, пока не разберешься, после чего надо вложить то, что увидел, в руку. — Зажав покрепче бутылку со спиртом, он широко повел рукой.
— Да-а, я думаю, каждый, кто задает художникам вопросы, заслуживает того, что получает, — сказала Мириам. — Слова, совершенно непонятные слова. Послезавтра возьми картину и сам повесь ее в Гостиной. Художники всегда так тщательно выбирают место для картины и так трепетно относятся к освещению. Кроме того, как раз с послезавтрашнего дня ты можешь начать выходить на улицу. Понемногу. На час или два в день. Не больше.
— Можно тогда я буду ужинать в столовой?
— Хорошо. А я попрошу Тину не приходить больше сюда, чтобы составить тебе компанию за ужином, а то она скоро съест все продовольственные запасы лазарета. Эта девушка поглощает пищу словно вакуумный насос. Послушай, если ты собираешься выходить на улицу днем, будь любезен, надевай шляпу.
— Значит, все-таки я был прав?
— Прав?
— В том, что виноват тепловой удар.
— Этот диагноз поставила я, если помнишь.
— Ладно, но я добавил, что без метаболиков лучше себя чувствую.
— Не знаю. Ты и до того чувствовал себя неплохо, а потом — ба-бах, опять в лазарете. Так что ничего не доказано.
— Но я же установил систему! Прожил месяц без таблеток и поправился на шесть фунтов!
— И теперь думаешь, что ты самый умный, мистер Всезнайка?
На следующий день перед ужином Мириам увидела Геню, который сидел рядом с Рахилью на склоне за амбаром. Девушка не навещала больного, пока тот находился в лазарете. Сейчас они сидели бок о бок, очень близко, неподвижно и молча.