Д.: Я не в курсе. Эпилепсию излечивают на все сто процентов, так что о ней почти ничего не известно. Врачи выявляют тенденцию и ликвидируют причину болезни. Если бы Роджерс имел предрасположенность…
Х.: То его и близко не подпустили бы к полетам. О Иисус! В общей сложности он провел в космосе всего лишь шесть месяцев.
Д.: А ты? Шесть дней?
Х.: Столько же, сколько и ты. Один самостоятельный рейс до Луны и обратно.
Д.: Ладно, оставим эту тему. Так ты считаешь…
Х.: Что?
Д.: Что это какой-то вирус?
Х.: Космическая чума? Марсианская лихорадка? Таинственные древние споры, которые свели с ума астронавтов?
Д.: Да, звучит глупо. Но подумай сам — до вашего появления «комната» была опечатана. Почему ты исключаешь возможность, что вы все…
Х.: Дуайт умер от кровоизлияния в мозг. Его погубило корковое перенапряжение. Он стал кататоником. Я вижу ослепительный свет. Что здесь общего?
Д.: Нервная система.
Х.: А почему у каждого из нас разные симптомы?
Д.: Наркотики тоже действуют на людей по-разному…
Х.: Неужели ты думаешь, что мы нашли там какой-то марсианский психогенный мухомор? Ты же был на Марсе и прекрасно знаешь, что там нет ничего живого. Все мертво, как и сама планета. Ни микробов, ни Богом забытых вирусов. Ничего!
Д.: Но ведь могло случиться, что…
Х.: Почему ты цепляешься за эту идею?
Д.: Потому что существует «комната», которую вы нашли. Потому что есть Город, обнаруженный нами.
Х.: Город? Барни, ты говоришь как какой-то недоделанный журналист из бульварной газеты. Тебе чертовски хорошо известно, что там нет никакого города! Есть куча глиняных глыб — вот и все, о чем мы можем рассуждать. Старые глиняные глыбы на древней планете — тут даже спорить не о чем. Мы не знаем их происхождения. Мы не можем понять того, что находится за гранью человеческого разума. Город и «комната» — все это чушь. Мы просто проводим аналогии и с помощью слов пытаемся нащупать смысл. Но настоящая истина не поддается описанию. В ней нет никакого смысла. Я это понял. И это единственное, что я теперь понимаю.
Д.: И что же ты понимаешь, Джерри?
Х.: То, что вижу, когда открываю глаза!
Д.: А что ты видишь?
Х.: То, чего здесь нет, но говорить об этом не имеет смысла…
Д.: Ладно, кончай. Успокойся, Джерри. Все будет хорошо. Ты поправишься.
Х.: Я вижу (неразборчиво) свет и (неразборчиво) пытаюсь понять, чего касаюсь. Но я не могу! Я не понимаю этого и (неразборчиво)…
Д.: Хватит, Джерри. Хватит! Я рядом, старина! Успокойся!
Хьюз, пришедший в космическую программу из астрофизики, имел хорошие характеристики — можно даже сказать, великолепные. Это беспокоило руководителей проекта, многие из которых относили академическое образование и интеллигентность к числу причин, вызывавших нарушения субординации и нестабильное поведение человека. Отмечая его исполнительность и безупречное поведение, они теперь довольно часто вспоминали о том, что он был «мягкотелым интеллектуалом».