Вега сел на стул напротив телевизора. Одним глотком опустошив стакан, он взял окурок подлиннее из переполненной пепельницы, щелкнул зажигалкой и закурил.
— Шериф, — сказал он, — позвольте заметить вам: вы полицейский, но и я полицейский. Надо знать, с кем как обращаться. Уважение нужно всем. А уж с копом нельзя разговаривать как с последней уличной шушерой. Какого черта вы мне стали ввинчивать про большое жюри, про повестку в суд? Эти штучки оставьте для «плохих парней» — их стращайте. Я требую к себе уважения. Я его заслужил. Спросите своего друга — заслужил я уважение или не заслужил? — Он указал окурком сигареты на Келли.
— Вы правы, — сказал я. — Извините.
— Пятнадцать лет я оттрубил в полиции. Я заслужил уважение… да, юноша, заслужил.
— Вы правы, я сморозил глупость.
— Ты коп, я коп. Только поэтому я тебя в свой дом пустил. Уважение — в жизни главное.
Он подлил себе виски. Мы с Келли, не дождавшись приглашения, сели. Для этого пришлось освободить два стула от наваленной на них одежды.
Не очень обращая внимание на то, что мы делали, Вега продолжал бурчать:
— Достойный человек и с людьми умеет достойно обращаться. Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю. Мы оба друг друга уважаем.
Келли тем временем оглядывал комнату.
Вега забыл про нас и уставился на телевизионный экран. Передавали футбольные новости.
— Вы любите футбол, детектив Вега? — спросил я, желая наконец установить доверительные отношения.
— Люблю Берри Сандерса. Поглядите, какой у него пас!
— Да, замечательный пас. Детектив, можно спросить вас насчет Боба Данцигера? Меня удивило, почему дело, по которому вы проходили свидетелем много лет назад, лежало на столе у Данцигера.
— Да мало ли по каким делам я свидетелем проходил! Всего не упомнишь.
— Вы знаете, почему Данцигер интересовался вами?
— Эх ты, салага. Кто же так вопросы задает? Хороший детектив как от чумы бегает от лобовых вопросов — да или нет. Чтобы человека разговорить, надо ему свободу дать. Да — нет, да — нет. Так далеко не уедешь.
Говоря это пьяной растяжечкой, с паузами, Вега смотрел телевизор. Или делал вид, что смотрит.
Он то ли преувеличивал свою «пьяность», то ли достиг той промежуточной точки, когда пьяные становятся красноречивыми — перед тем как совершенно вырубиться.
— Пока ты сам говоришь, ты не слушаешь. А надо, чтоб он говорил, а ты слушал. Я разве не прав?
— Прав, прав, — кивнул Келли. — Давай, Бен, спроси правильно, как профессионал спроси.
— Хорошо, — сказал я, — расскажите мне, пожалуйста, про Рауля.
— Никакого Рауля я не знаю.
— Расскажите мне все, что вы знаете.