Стало темно.
Когда я открыл глаза, я лежал ничком на мостике, щекой на досках. Самого момента перемещения из вертикального в горизонтальное положение я решительно не помнил.
Надо мной стоял Джун Верис. В его руках была деревянная дубинка, похожая на дубинку Келли.
— Что таращишься, гнида! — сказал он.
Я продолжал смотреть на него.
— Опусти глаза, пидер! — прорычал Верис и снова занес дубинку.
Я быстро потупил взгляд и медленным движением руки потрогал свою макушку. Она была мокрая. В голове стояла тупая боль.
Верис спросил, обращаясь к Брекстону:
— Что будем делать, братишка?
Я машинально поднял на Вериса глаза. И тут же был наказан.
Дубинка жикнула в мою сторону. Боли не было, просто я опять вырубился.
Я очнулся с ощущением внутреннего покоя, все плыло перед глазами, но внутри царило сладкое равнодушие.
— Сказал же тебе, пес, зенки в пол, а не на меня!
Меня обыскали. Верис нашел мой бумажник с полицейским жетоном.
— А, коп поганый!.. Братишка, что будем делать с этой мразью?
Издалека донесся голос:
— Оставь его. Все в порядке, можешь идти.
Шаги. Верис прошел к дверце и исчез за ней.
Я в достаточной степени пришел в себя, чтобы поднять голову и посмотреть на Брекстона.
Тот держал в своих руках мою девятимиллиметровую «беретту».
— Серьезная пушка.
Он вынул магазин, затем передернул затвор, чтобы освободить патронник. Патрон полетел вниз и упал на красный ковер.
— Ты зачем сюда приперся? — спросил Брекстон.
— Прокурор Кэролайн Келли хочет тебя арестовать.
— Ты один пришел?
Я кивнул. Лучше бы я этого не делал. В голове словно чугунный шар с места сорвался и ударил в затылок. Я решил в дальнейшем попусту не трясти головой.
— Да.
— Ты действительно из штата Мэн? — спросил Брекстон, разглядывая полицейский жетон.
— Да.
— Я того прокурора не убивал, — сказал Брекстон.
— Ну да! — сказал я.
— Ты слушай сюда: я того прокурора не убивал!
— Это не имеет значения.
— Что ты имеешь в виду?
— Прокурор обязан и хочет допросить тебя. Вот ты и скажешь на допросе: я ни в чем не виноват.
— Ага, так мне прокурорша и поверила! Они вбили себе в голову, что я пришил ихнего товарища. А чтоб я на кого из полиции руку поднял — ни-ни, ни разу в жизни! Себе дороже!
— Вообще-то они полагают, что и я одного из полиции пришил, — признался я, пытаясь сесть.
— Э-э, лежи как лежал! О чем это ты?
— Они считают, что прокурора убил я.
— Во дают! Ты же сам коп!
— А им по барабану.
— Ну дела! — сказал Брекстон. — Ну и дела!
Несмотря на запрет, я собрался с силами и не спеша сел. Лежать лицом вниз и из такой позиции, выгибая голову, смотреть на собеседника было неловко, унизительно — и очень больно.