Он прав. Чертовски прав. Я в отчаянии потер виски кулаками. Жест мелодраматический. Но и ситуация уже отдавала дешевой мелодрамой.
— Что конкретно ты искал? — спросил Керт.
— Сам толком не знаю.
— Мы уже обыскали дом самым тщательным образом. Так-то вот… Кончай придуриваться, Трумэн. Что конкретно ты искал?
Я задумчиво пожевал губы — и решился:
— Вы мне ни за что не поверите.
— А ты попробуй. Я человек, способный удивить.
Мне ничего не оставалось, кроме как довериться ему.
— Я знаю, в связи с чем Данцигер был убит.
— Ах вот как! Ну и в связи с чем?
— Он вернулся к давнему-предавнему делу об убийстве Арчи Траделла. По моему мнению, он обнаружил истинного убийцу.
— И кто же, по вашему мнению, этот истинный убийца? Брекстон?
— Не знаю. Пока что.
— Откуда же у вас такая удивительная информация?
Не моргнув глазом я выпалил:
— От Брекстона!
Керт неожиданно расплылся в детской улыбке.
— Какая прелесть! Рассказывайте дальше — люблю сказки.
— Керт, это очень серьезно. Вы должны разобраться. Вы должны!
— С какой стати?
— Потому что я не вру. И потому… потому, что это ваша работа, черт возьми. Ваша работа — разбираться.
— Что ж, давай разберемся. Только при одном условии: шутки в сторону. Выкладывай мне все — все! — что знаешь. Без всего этого юридического дерьма — права обвиняемого, «без адвоката говорить не буду»…
— Согласен. Я вам расскажу все как на духу. Только вы уж возьмитесь за дело всерьез, без дураков. Умоляю вас, для меня это жизненно важно.
— Хорошо, — сказал Керт. — Колись!
Поворотные пункты истории сами участники исторического процесса, как правило, не замечают. Только позже, много позже, глядя назад, они удивляются: и как мы проглядели! Ведь все было очевидно!
Вот и я сегодня, задним числом, ясно вижу: тот день, когда Керт и Гиттенс предъявили мне улики в комнате для допросов, был поворотным моментом, когда обвинение против меня не то чтобы разом лопнуло, а как-то рассосалось, перестало быть актуальным.
Едва предъявив мне «неоспоримые улики», следствие вдруг забросило меня и пошло по другому следу.
Такое в уголовных расследованиях случается сплошь и рядом. Детективы сообща наваливаются на одну версию, потом вдруг возникает новый подозреваемый, и все разом, дружно, словно по команде, как эскадра в море, поворачиваются и ложатся на другой курс.
Громкие слова типа «нить расследования» — литературная выдумка. В реальности существует хаос версий, из которого следствие выхватывает то одно, то другое. Та версия, которая стала на время популярна, определяет угол зрения следователей — что они ищут, что видят, что игнорируют и так далее.