— Доброе утро, шериф.
— Что новенького?
— Новенького? Деми Мур обрилась наголо. Вроде как для съемок в новом фильме.
— Да нет, тут, у нас.
— А-а… — Дик немного опустил газету и обежал глазами пустую комнату. — У нас ничего.
Дику Жину пятьдесят с хвостиком. У него вытянутая, лошадиная физиономия. Единственный вклад Дика в дело защиты законности — прилежное чтение газет в рабочее время. Пользы от него — что от цветка в горшке.
Он снял очки и посмотрел на меня отеческим взглядом — меня от такого взгляда с души воротит.
— У тебя все в порядке?
— Устал слегка. А в остальном порядок.
— По правде?
— Ну да, по правде.
Я окинул наше рабочее место унылым взглядом. Все те же три стола. Все те же массивные шкафы. Все те же окна с грязными стеклами. Неожиданно я ощутил: провести здесь остаток утра — выше моих сил.
— Знаешь, Дик, пойду я…
— Куда?
— Сам не знаю.
Дик озабоченно пожевал нижнюю губу, но смолчал.
— Слушай, Дик, можно тебя кое о чем спросить? Ты никогда не мечтал стать шерифом?
— С какой стати?
— Потому что из тебя получится замечательный шериф!
— Бен, у нас уже есть шериф. Ты — шериф.
— Верно. Но вдруг меня не станет?
— Не пойму, к чему ты клонишь. Что значит, когда тебя не станет? Куда ты вдруг пропадешь?
— Никуда я не пропаду. Я просто рассматриваю теоретическую возможность. Что, если?
— Если — что?
— Если… а, ладно, проехали.
— Хорошо, шериф. — Дик опять надел очки и углубился в газету. — Хооорошооо, шериф.
В конце концов я удумал проверить домики на берегу озера.
Эту работу я откладывал на потом уже не первую неделю.
Но сперва решил заехать домой и немного привести себя в порядок.
Я знал, что отец в это время дома. Возможно, тайной целью моего возвращения домой было именно это: побыстрее доложить отцу о моем намерении уехать из Версаля — и этим сообщением сжечь все мосты.
Теперь, спустя столько времени, трудно вспомнить ход моих тогдашних мыслей.
Мы с отцом в последнее время плохо уживались. Мать умерла восемь недель назад, и в хаосе, который воцарился после ее смерти, мы мало общались друг с другом. Мама всегда была чем-то вроде посредника между нами — переводчик, объяснитель, примиритель. Без нее мы бы месяцами отходили после каждой стычки! И теперь, именно теперь, она была нужна нам как никогда.
Отца я застал на кухне, возле плиты. Клод Трумэн был всегда крепким широкоплечим мужчиной — даже сейчас, в шестьдесят семь, он производил впечатление физически сильного человека. Он стоял напротив плиты, широко расставив ноги — словно плита могла кинуться на него, и он был начеку, дабы в нужный момент отразить ее нападение.