Пока человек на свободе, он не думает, что кто-то может лишить его этой свободы. Свобода как воздух – пока свободно дышишь им, его не замечаешь, а стоит лишь чуть-чуть перекрыть кислород, и ты сразу начинаешь задыхаться, и в этот момент для тебя нет ничего ценнее в жизни, чем глоток свежего воздуха. Когда за Илоной с противным лязгом захлопнулась железная дверь, она от отчаяния, наверное, вскрыла бы себе вены, если бы менты дали ей такую возможность. Но при обыске милиционерша в сержантских погонах отобрала все подручные средства, с помощью которых задержанная теоретически могла свести счеты с жизнью, так что резаться было нечем, а вешаться не на чем. В этой камере даже лампочка на всякий случай была закрыта куском полупрозрачного плексигласа.
Оказавшись запертой в клетку, Илона, отдавшись гнетущему чувству безысходности, не знала, как убить ставшее ей ненавистным время. От спертого воздуха у нее так невыносимо разболелась голова, что она готова была разогнаться, насколько позволяли размеры камеры, и размозжить себе голову о бетонную стену. А зачем ей дальше жить, если жизнь без глотка воздуха свободы для нее больше не имела смысла?
Оставшись наедине с собой, она совершенно упала духом. Соседние же камеры были переполнены. Дежурные наряды привозили уличных хулиганов, семейных дебоширов и прочих правонарушителей. Милиционеры из роты патрульно-постовой службы доставляли пьяниц и бомжей, неимоверная вонь от которых проникала во все щели (Илона, привыкшая к тонкой французской парфюмерии, страдала от этого амбре не меньше, чем от одиночества). Пьяные мужики буянили, орали дикие непристойности, угрожали ментам и изрыгали в их адрес самые изощренные проклятия; некоторые, особо буйные, пытались выбить двери камеры – их связывали в «ласточку», после чего даже самые отмороженные быстро затихали и уже через пять минут молили о пощаде.
Илона, очутившись на самом дне человеческого общества, с ужасом осознавала, что еще немного – и она сойдет с ума. Смириться с тем, что отныне ей уготована участь жить среди подобного сброда, было невозможно.
Какие бы угрызения совести за неблаговидные поступки человек ни испытывал, как бы ни раскаивался в содеянных преступлениях, он ни на секунду не перестает любить себя, ведь никого ближе ему, чем он сам, во вселенной не существует, и каждый из нас – центр этой вселенной, сколь бы бесконечной она ни была. Для Илоны вселенная сузилась до размеров никогда не проветриваемой «комнаты для доставленных», и не было такой цены, которую бы она сейчас не заплатила, чтобы вырваться на свободу. Мысль о том, что ей – молодой, любимой и красивой – предстоит провести лучшие годы за решеткой, была для нее невыносимой. Но надежда умирает последней, а надеяться она могла теперь только на своих оставшихся на свободе друзей, которых она не выдала даже под пытками и всю вину взяла на себя, сказав операм, что застрелила Беса из-за личной мести, мол, тот хотел ее изнасиловать у себя в номере.