Наперегонки защелкали замки и засовы, дверь широко распахнулась, и руки матери, пахнущие ее любимыми цветочными духами, крепко обняли его в прихожей.
— Заходи, заходи, Володенька! Как же я рада тебя видеть, ведь каждый день жду…
Голос Ольги Антоновны дрогнул, но сын уже целовал ее лицо, влажное от набежавших слез. Она, придя в себя от неожиданности встречи, ласковым голосом приговаривала:
— Проходи в комнату, Володенька! Раздевайся, в квартире не холодно. Я вечером протопила печь. У меня и чай вскипячен, руки мой, и пойдем к столу. Да, я не одна дома: у меня соседка в гостях, Наташенька, очень хорошая девушка. Мы с ней сидим, сумерничаем.
Владимир Константинович вошел в комнату и увидел вышедшую из-за стола миловидную голубоглазую девушку с русой косой. Он улыбнулся ей, а она застенчиво поздоровалась и, обращаясь к хозяйке, сказала:
— Я, пожалуй, пойду, Ольга Антоновна, засиделась уже. Поздно. Вы уж простите!
— Ну куда же ты? Сын мой, Володя, приехал. Он человек интересный. Посидим, разговоров-то много у нас. И ты не торопись, идти тебе всего два шага по лестничной площадке.
— Нет-нет, не гневайтесь, Ольга Антоновна! Давно мне уже пора к себе. Будьте здоровы! И вам, Владимир Константинович, всего доброго!
С этими словами девушка накинула на плечи пуховую шаль и вышла. Хозяйка пошла за ней в прихожую, откуда послышался веселый смех, а потом хлопок закрывшейся двери.
Когда Ольга Антоновна вернулась, сын поинтересовался:
— Это что за Наташа, мам?
Мать удивленно откинула голову и всплеснула руками.
— Неужели не помнишь? Она же давно рядом с нами живет. Ты ее симпатичной девчонкой видел, а нынче вовсе в красавицу превратилась. В невесты тебе вполне подходит. Что ты так удивленно смотришь, тебе уже двадцать седьмой год идет, война все равно скоро кончится, это уж и мне понятно. Газеты пишут, что переговоры с германцами о мире идут. Пора, сынок, о семье подумать. Наташенька, кстати, когда я ей в прихожей про жениха-то сказала, не возразила, а только рассмеялась. Хороший признак. Вот так, дружочек!
Теперь рассмеяться пришлось сыну:
— Ну, мамуся, за пять минут обоих сосватала! Ладно, жениться я не против…
Последнюю фразу он добавил специально для матери, чтобы не расстраивать. Не рассказывать же ей о своих проблемах на службе!
Они сели к столу и за чаем повели неспешный разговор. Под мягким светом зеленого абажура с кистями, рядом с изразцовыми плитками теплой печи было спокойно на душе, тепло и уютно. В воспоминаниях и рассуждениях мать с сыном засиделись за полночь.
Утром Владимир Константинович надел форму и собрался выходить. Подумал, какие вещи и документы ему могут пригодиться в штабе, но потом махнул рукой и отправился налегке.