Тихонов рассказал все, что знал о Стрельцове, чем сильно опечалил собеседника, а потом сообщил о своей службе и о намерении подобрать среди армянских жителей города таких людей, которые нашли бы в себе мужество выполнить разведывательное задание в Баку.
Анташев глубоко задумался. Закурил папиросу, дым аккуратными колечками поднимался в потолок. Наполнил вином бокалы, провозгласил тост за старую дружбу и выпил до дна. Наконец заговорил:
— Мы неслучайно встретились сегодня, хотя попробуй-ка три года назад представить, что оба попадем из Петрограда в Астрахань и театром военных действий станет не Балтика, а Каспийское море! Видно, судьбе было угодно распорядиться именно так. Давно чувствую, что впереди меня ждут перемены. Честно говоря, закис я здесь без активных дел, сидя в нарукавниках за столом, как крыса канцелярская.
Тихонов внимательно посмотрел на собеседника и внезапно спросил:
— У меня такое впечатление, что у вас появилась некая идея…
— Правильно, Володя! Вы сообщили о намерении подобрать в нашей армянской диаспоре людей, готовых пойти в разведку. Считайте, что одного представителя диаспоры вы нашли. Да-да, не удивляйтесь! Нашли в моем лице. Вернуться на оперативную работу — об этом можно мечтать! Надеюсь, в моем уровне подготовки не сомневаетесь?
— Что вы, Мишель, почел бы за честь иметь дело с таким сотрудником, как вы.
— Спасибо за доверие. Прежде чем вы сообщите о задачах, вкратце изложу свой план. Мне нужно подобрать двух помощников, которых будем использовать в качестве связников. Нашу небольшую группу кораблем нужно незаметно перебросить в район Порта Петровского. Дальше мы самостоятельно идем в Баку, где я нелегально обустроюсь. У меня есть знакомые в Арминикенде, это армянский район, там надежно укроют. Веду сбор сведений о белогвардейцах и англичанах, донесения отправляю через связных. Что скажете?
Что можно сказать, размышлял Тихонов, фантасмагория прямо-таки: он, бывший начальник разведотделения Балтийского флота, готовит агентурную операцию по заброске в тыл к белогвардейцам своего давнего знакомого Михаила Анташева, бывшего офицера военной контрразведки, Отдельного корпуса жандармов ротмистра. Раскольников бы этого не понял, да и Киров тоже вкупе со всем командным составом и Особым отделом 11-й армии. Впрочем, это их дело, но для себя необходимо уяснить до конца главный вопрос:
— Мишель, как случилось, что вы оказались на стороне большевиков?
— У меня выбор-то был невелик. Очень не хотелось попасть в руки турецкой контрразведки, где меня с превеликой радостью повесили бы на собственных кишках. Пришлось уйти из оккупированной Армении в Бакинскую коммуну. От англичан я тоже ничего хорошего не ждал. И к белогвардейцам смысла не было примыкать: во-первых, я некоторых их руководителей знал лично и не испытывал уважения к этим людям, а значит, не мог находиться с ними по одну сторону баррикад. Во-вторых, почти все мои родственники живут в Москве и мирно уживаются с большевистским режимом. Мне, единственному отпрыску своих родителей, крайне не хотелось бы повторять шекспировскую историю Монтекки и Капулетти. Поэтому я оказался в Красной Астрахани и выражаю лояльность к Советской власти. Притом не могу считать себя белой вороной, ибо, — Мишель поднял вверх указательный палец, заостряя внимание слушателя, — сам бывший шеф Жандармского корпуса генерал Джунковский объявил о своей лояльности правительству большевиков и, как поговаривали, одно время консультировал председателя ВЧК Дзержинского по вопросам нашей специальной деятельности. Надеюсь, Володя, я подробно изложил ответ на ваш вопрос? Чтобы у вас не возникали сомнения относительно моей искренности.