На одном из таких вечерних собраний Дарр Дубраули попытался рассказать Воронам об именах и что у каждой может быть свое имя, только ее, и больше ничье. Не многие поняли, о чем он говорит, а те, кто все же понял, начали пререкаться и насмехаться. Птица-другая все же пошли против остальных и стали расспрашивать Дарра об именах, но все время оглядывались, словно ждали, что их тоже начнут высмеивать.
– Вот ты, – сказал Дарр Дубраули. – У тебя может быть имя.
– У меня уже есть имя, – ответила птица, к которой он обратился. – Ворона.
Остальные засмеялись, но птица не шутила.
– Так зачем мне другое?
– Смотри, – объяснил Дарр. – Предположим, ты сделала что-то важное, что-то смелое…
Эти слова тоже вызывали смех, но Дарр продолжал, перекрикивая остальных:
– Это ведь ты когда-то дернула Орла за хвост, так что он выронил Кролика, верно?
– Только это была Рыба.
– Ага, ну да.
– Большущая.
– Он ее разделывал у реки, а ты к нему подобралась, потянула за хвост и теребила, пока он не обернулся, оставив Рыбу. Которую мы потом все съели.
– Мне меньше всех досталось.
– Вот мы сейчас рассказали эту историю, – сказал Дарр Дубраули. – Но кто потом вспомнит, что это была ты?
– Я вспомню.
– А когда тебя не станет?
Вороны притихли: на эту тему не принято было говорить.
– Что, если мы всегда сможем назвать тебя, сказать, кто это сделал давным-давно?
Ворона принялась оглядываться по сторонам, покосилась вверх и вниз, словно не могла собраться с мыслями.
– Ну и? – наконец спросила она.
– Ну и это твое имя. Например, Потянула-Орла-за-Хвост.
– Длинное очень.
– Зато, – парировал Дарр Дубраули, – это целая история.
– А у тебя есть имя?
– Да, С-Дуба-Растущего-у-Липы.
Это заявление все встретили безудержным хохотом, но Ворона, которую теперь звали Потянула-Орла-за-Хвост, не смеялась. Она метнулась и клюнула одного из насмешников, а остальные закричали на нее: «Эй! Эй!» – но уже пришла пора спать, и старшие призвали всех к порядку.
На следующий день другая Ворона, которая сидела рядом в тот вечер, отыскала Дарра, кормившегося неподалеку, и очень-очень тихо сказала, что тоже хочет имя, но только хорошее.
И для нее нашлось имя – и другие имена, которые появились сперва у одной Вороны, а потом у другой; со временем их стали передавать птенцам, которые несли в именах своих матерей и отцов; а их птенцы добавляли в список новые имена. Имена уносили с собой те, кто улетал в другие края, оставив стаю. За сотню поколений имена (как и те, что носили Люди) стали гладкими, как речная галька, притерлись друг к другу, так что деяние, место, привычку или рассказ, скрытые в имени, уже почти нельзя было различить; но они оставались там, остаются и поныне.