— Но мы ведь к могиле Пушкина пойдем, — пояснил он, и я тогда засмеялась.
— Пушкин простит тебя, надеюсь.
Но сейчас, увидев его бледное лицо городского подростка-книжника, внимательный, стремящийся проникнуть в суть восторга и счастья Чучика взгляд, укорила себя за безразличие к тем необходимостям и правилам, по которым шла его не очень понятная мне жизнь.
Я подошла к нему. Петька поднял голову и серьезно сказал:
— Он сейчас родился во второй раз, по-настоящему, и понимает это.
— Да, — ответила я, — но все-таки его надо изловить.
Но Чучик и не думал убегать от нас. Он ждал нашего приближения, распластавшись на земле, и смотрел на нас не моргая, очумелым от счастья взглядом косо поставленных, медовых глаз.
Как только я взяла поводок, он поднялся и пошел рядом, чуть касаясь боком моей ноги, словно именно так, а не через свободно свисающий ремешок было необходимо ему чувствовать свою связь со мной.
Посадили его на переднее сиденье, возле меня. Петька сел с Верой Сергеевной сзади. Беда оставила свой след на Чучике, и мы всю дорогу к его дому жалели, что, несмотря на раскрытые окна, в машине нет сквозняка, — бедный Чучик пропах своим несчастьем: скитаниями по клеткам и собачьим фургонам. Его густая шерсть крепко впитала в себя запах псиного бесприютства, и мы сочувствовали его хозяевам и себе. Чучика не обижали наши насмешки и не смущал свой запах. Высунув голову в окно, прищурив глаза, он вдыхал просвечивающим на солнце алым биением крови, светло-коричневым, матовым носом запах улицы и был напряжен и взволнован.
— Знает машину, — кивнула на него Вера Сергеевна, — а вот мой Туз боится смертельно, даже если стоит машина — близко не подойдет.
— Скажите, пожалуйста, — вежливо спросил Петька, — а сколько у вас собак?
— Три, — ответила Вера Сергеевна, — Дож, Дымок и Туз.
— Зачем так много? — поинтересовался Петька.
Я обернулась и предостерегающе-укоризненно посмотрела на него, но Петька сделал вид, что не заметил моего взгляда, лишь уточнил:
— Я хотел спросить, для чего они вам нужны?
— Жизнь по-дурацки сложилась, — привычно, видно не в первый раз отвечая на такой вопрос, пояснила Вера Сергеевна, — осталась одна, ну и надо о ком-то заботиться.
— А почему вы остались одна? — спросил Петька и покраснел — он, видно, твердо решил добиться у Веры Сергеевны настоящего ответа.
— Петя! — предостерегающе сказала я.
— Но мне важно это, — упрямо настаивал Петька. — Сама меня упрекала, а я хочу знать, за что. Я же не говорю ничего обидного, правда? — спросил он у Веры Сергеевны. — Я просто хочу знать.