— Я не хотела… — начала я. Почему я тогда не убежала сразу же из палаты, где нашла мужество остаться посреди комнаты с макухой, зажатой в руке, не могу понять. — Я не хотела…
— Иди сюда, — тихо позвал Маркел Митрофаныч.
— Я не нарочно, — сказала я и наконец заревела, стоя по-прежнему посреди палаты.
— Ничего, ничего, это пройдет, не плачь, — вдруг сказал Леша, и я, оторопев, повернулась к нему. Леша делал мне какие-то странные знаки — он показывал рукой на дядю Никиту, потом на свой рот.
Но я не понимала его, не понимала, что они с Маркел Митрофанычем хотят утаить от дяди Никиты страшный мой поступок, и тупо смотрела на него.
— С мальчишками драться лезешь, а из-за пустяка ревешь, — сказал Маркел Митрофаныч. — Поди ко мне, я посмотрю, что там у тебя с коленкой.
А я боялась его и, совершенно одурев от непонятных их речей, стояла на месте.
— Я хотела Владимиру Иванычу подарить, а потом отдать.
— Ты пойдешь ко мне или нет?! — крикнул вдруг Маркел Митрофаныч, и я снова заревела.
— Отстаньте от нее, — попросил дядя Никита. — Иди сюда, Машенька.
И я пошла к нему.
— Сядь.
Я села на краешек его койки, не сводя глаз с Маркел Митрофаныча.
— Шкодлива, как кошка, труслива, как мышь, — сказал Маркел Митрофаныч и отвернулся к стене.
— Ну зачем вы так, — сказал дядя Никита. — Маша, тебе нравится мой мундштук?
— Нет, — всхлипывая, ответила я. Слова Маркел Митрофаныча были очень жестоки, я почувствовала эту жестокость, и сознание ужасного несчастья охватило меня. Я упала лицом на одеяло и, чувствуя запах рыбьего жира, которым пропитались бинты дяди Никиты, заплакала очень сильно.
— Машенька, перестань, Машенька! Да что ж это такое! — крикнул дядя Никита. — Я же просил, я же говорил, не нужен мне этот мундштучок, за что ж вы ее тираните?! — Он начал шевелиться, потом застонал.
— Перестань плакать, сейчас же перестань, — приказал мне Маркел Митрофаныч, — а ты лежи спокойно, никто не тиранит ее, а ответить должна, почему это сделала.
— Я прошу ее не трогать, забери мундштук и иди домой, завтра придешь, — сказал дядя Никита.
Я встала и, всхлипывая, ничего не видя от слез, побрела к выходу, но около койки Маркел Митрофаныча наткнулась на его протянутую руку и испуганно остановилась.
Рукой он обнял меня вокруг живота, пододвинул к себе.
— Посмотри на меня, — попросил он.
Но я не могла на него посмотреть, стояла опустив голову.
— Ну тогда на Лешу посмотри, — сказал Маркел Митрофаныч.
Я исподлобья взглянула на Лешу, он лежал на спине, смотрел в потолок, и снова уставилась на пол.
— Ты совершила очень плохой поступок. — Я дернулась, пытаясь освободиться от руки Маркел Митрофаныча, но он держал крепко. — Ты даже не можешь понять сейчас, какой плохой поступок ты совершила и как ты нас огорчила.