Леше очень понравилось, что мальчишки испугались меня.
— Ну какой ты молодец, Машка, — радовался он, — все помнишь, чему я тебя учил, молодец, правильно им в пузо головой целилась, а руками по-девчоночьи не размахивай, ты их к груди прижимай, сожми в кулаки и прижимай, и левое плечо вперед выставляй.
Леша даже хотел показать мне, как надо выставлять вперед левое плечо, но Маркел Митрофанович велел ему лежать спокойно.
— Интересно, что это за «выковыренная», почему, Маш, они так на тебя говорили? — спросил он меня.
— Не знаю, — ответила я незаинтересованно, мне очень нравилось, что Леша так радуется моей победе, и хотелось рассказывать про эту победу еще.
— Так и сказали «выковыренная»? — снова спросил Маркел Митрофаныч.
— Это они, наверное, имели в виду «эвакуированная», — сказал дядя Никита. — Дурачье, повторяют, что взрослые сволочи говорят.
— Ах, мерзавцы, ведь точно! — огорчился Маркел Митрофаныч. — Ты, Маш, скажи им, что я приду, уши им надеру за такие прозвища, нет, лучше скажи, Леша выздоровеет скоро и придет.
— А я не пойду туда больше, — беспечно сказала я.
— Как это не пойдешь? — еще больше огорчился Маркел Митрофаныч. — Нет, Маш, так не годится, ты мамку не обижай, она тебя пристроила, это работа у тебя теперь вроде.
— Да зачем ей туда ходить? — вступился за меня Леша. — Сопли ихние смотреть? А здесь хоть тоже не так уж весело, зато сытно, а там воспитательницы ихние да поварихи все съедают.
— Не пойду, не пойду, — заверила я Лешу.
— А доктор вон уже как сердится, — сказал Маркел Митрофаныч.
— А я халат буду носить, как он.
— А где же мы тебе халат возьмем? — спросил Маркел Митрофаныч.
— Очень просто, можно из марли платьице ей сшить, — сказал дядя Никита, — попросим у тети Поли марли и сошьем платье — подумаешь, три дырки.
— Ой, а мне тетя Поля макухи дала, — вспомнила я, — кто хочет?
— Дай куснуть, — сказал Леша, — только палец не подставляй, а то ты всегда палец подставляешь, чтоб много не куснули.
— Зубы только о твою макуху ломать, поди лучше марли у тети Поли попроси и нитку с иголкой, — приказал Маркел Митрофаныч.
— Сейчас. На, Леша. И ничего я палец не подставляю. — Я дергала и никак не могла вытащить макуху из карманчика трусов, дернула, торопясь, сильнее, затрещали нитки, макуха осталась в моей руке, а красивый мундштучок дяди Никиты, о котором я почему-то совсем забыла, покатился по полу прямо к кровати Маркел Митрофаныча.
— Уронила цацку свою, — сказал Маркел Митрофаныч, нагнулся и поднял с пола мундштучок.
Много лет прошло с того дня, но до сих пор я помню тишину в палате и тихий стук мундштучка, когда Маркел Митрофаныч положил его на свою тумбочку.