С мальчишками я скоро подружилась, но о том, как это произошло, совсем другой рассказ.
А дяди Никиты вдруг не стало. Как-то раз я пришла, а его койка пустая.
— Ой, дядя Никита выздоровел и пошел гулять в сад! — обрадовалась я и тут же забеспокоилась и спросила Маркел Митрофаныча, дал ли он ему палку.
— Дал, дал, — сказал Маркел Митрофаныч.
— Пойду посмотрю, как он там гуляет, может, ему скучно, он ведь еще никого не знает, — сказала я и вприпрыжку поскакала к двери.
— Не ходи, — остановил меня Леша.
— Почему? — спросила я Маркел Митрофаныча.
— Он в другом саду гуляет, — сказал Маркел Митрофаныч.
— В каком другом? — удивилась я.
— В другом, — ответил Маркел Митрофаныч, и я поняла, что спрашивать про дядю Никиту больше нельзя.
А потом эвакуация кончилась, и мы поехали в Москву. На прощанье Леша подарил мне хорошенькую кружечку и много, много сахара, а Маркел Митрофаныч красивую палку для папы.
В Москве во дворе были очень противные девочки. Они спросили меня, читала ли я книжку «Княжна Джаваха», и я сказала, что не читала, но зато знаю много песен и знаю про Козетту и Гавроша, про Нелло и его собаку Патраша, — о них мне рассказывал дядя Никита. Но они все равно не стали со мной дружить, раз я не читала про княжну Джаваху.
Но однажды одна девочка спросила меня, правда ли я умею петь и плясать, я сказала, что правда. Тогда она позвала меня на свой день рождения. День рождения был вечером, а мама все не приходила с работы, и я сама нашла свое любимое красное платье, надела его и пошла в гости. В гостях мне было очень весело, я пела все песни, которые знала, и плясала вприсядку. А потом за мной пришла мама, она была почему-то очень сердитая и забрала меня домой. Дома они с Галей ругали меня за то, что я в рваных валенках и плохом платье пошла в гости.
— Но у меня же нет других валенок, — удивилась я, — и всем очень понравилось, как я пела, а платье не гадкое, оно очень красивое, Леша и Маркел Митрофаныч говорили, что красивое, что у него кружевной воротничок.
— Кружевной! — фыркнула Галя. — Марлевый, а не кружевной, тоже мне нашла ценителей.
Я не знала, что такое «ценители», но очень обиделась за Лешу и Маркел Митрофаныча, и, так как мама посмотрела на Галю строго, я смело сказала ей:
— Кружевной. А ты завидуешь, что у тебя нет такого.
И мама вдруг перестала на меня сердиться. Она только попросила говорить ей, когда меня опять позовут в гости.
— Вот папа вернется с фронта, и мы купим тебе новые валенки, мы ведь не хуже других, — сказала она.
— Конечно, не хуже, — согласилась я.