— Ты знал медведя, я понял по глазам, — сказал Сагал. — Сам ему пальцы оттяпал?
Мандарханов глубоко затянулся и выдохнул носом дым.
— Я его сеголетком нашел. Мелкий совсем был, как пес твой. Мать его убили браконьеры. Она медвежонка до последнего защищала, пуля дура его и задела. Без двух пальцев, да на трех лапах как-то сбежал. Тогда уже смелый был, дерзкий. Жена моя выходила его. Топой назвали. Я ему клетку возле бани сделал, так он у нас полтора года и прожил. Крупный стал, опасно было дальше держать. Выпустили, а он уходить не хотел — привык к нам. Первое время возвращался, приносил остатки дичи, рыбу. Отплатить, наверное, хотел, — Мандарханов затушил папиросу, тут же закурил вторую. — Две тысячи медведей в заповеднике. И именно на него пошли…
— Он уже не тот зверь, которого ты знал. Если попробовал человека, больше не остановится.
— Ты сказал, охотники промазали. Это не так. Его ранили. Либо кровью истек, либо севернее ушел, где косуля ходит.
Дау прижался к ноге Сагала. Нагулялся.
— Ты не веришь в этих, да, из космоса? — спросил лесничий. В его вопросе не было вызова или подвоха — только искренний интерес.
— Нет.
— Я видел их несколько раз. Однажды прям к дому прилетали. Я до смерти испугался. Гудёжь этот ихний жуткий прям, пробирает до поджилок.
— И что они хотели?
— Да бог их знает. Может поздороваться, иль еще чего. Я так и не вышел из дома.
— Значит, самих гуманоидов не видел?
— Нет. Только в окно выглянул, а там такой яркий свет, будто простыню повесили. Меня ослепило, потом долго ничего не мог видеть.
— И когда это было?
— За пару дней до того, как с охотниками случилось. Потом пришли военные, сказали убираться. Я в поселке пересидел три дня и мне предложили вернуться, проводником. Конечно, я согласился. Я на кордоне тридцать лет. Это ж мои места…
— Были ли какие-нибудь следы на земле? — прервал его Сагал. — Может быть, отпечатки ботинок? Или следы колес?
— Ничего. Я с рассветом все вокруг обошел. Ночью, правда, свежий снег выпал, может где и замело чего. Но кое-что я все же заметил.
Сагал поднял брови в предвкушении.
— Видишь две ели? Их посадил отец моей жены полвека назад. Всю зиму под снегом стоят. Только в апреле спадают. Но тогда утром снега на них не было. А с макушек и вовсе хвоя облетела.
Сагал скептически покивал. Скрыть следы обуви и даже техники на снегу несложно. Тем более в ту ночь лег свежий покров. Сбить снег с верхушек деревьев еще проще, достаточно ударить чем-нибудь тяжелым по стволу. Хвойные ветки размашистые, сильные колебания сделают всю работу. Только зачем потребовалось устраивать этот спектакль для никому не нужного лесничего? Какую цель преследовал мистификатор?