Мама говорит все тише и тише и наконец замолкает. Я долго и внимательно на нее смотрю. А она смотрит в сторону. Она смотрит на ночник, он у меня с детства. Ночник в виде двух близнецов-ангелочков, которые уютно улеглись спать на облачке. Я всегда думал, что два эти ангела – мы с Ханной. Но сейчас мне кажется, что это мама с папой.
– Он поправится? – спрашиваю я через некоторое время.
– Доктор говорить, шесть месяц, – отвечает мама, рассеянно кивая себе в темноте. – Шесть.
Может, двенадцать месяц, вот так. От шесть до двенадцать месяц.
Все мысли исчезают из моей головы. Я вижу, как в темноте блестят мамины зубы.
– Почему рак? Он есть хороший еда. Не курить, нет наркотики. Пить немного. Может, слишком много работать? Но он спать хорошо. Почему он заболеть рак?
Я тоже начинаю плакать. Мама большими пальцами промакивает мои слезы, а потом вытирает пальцы о рукава своей пижамы.
– Ты каждый день Богу молиться, – говорит мама. – Я каждый день молиться.
– О’кей, – говорю, хотя сомневаюсь в том, что молитва может помочь. Я говорю «о’кей» ради мамы. «О’кей» и есть моя молитва.
Теперь я понимаю, почему папа сорвался во время Сборища. В папиной жизни уже нет места для гадостей, которые говорят другие. Он уже не может думать о ерунде, теперь все его мысли только об одном. И это затмевает все.
Мама уходит. Я лежу в кровати, чувствуя, как воздух заполняет пустоту, которая образовалась после маминого ухода. Я будто тону. Что‐то давит на меня. У меня паника. Близится конец. В один прекрасный день родился папа. Много чего произошло за то время, пока он рос и взрослел. Но я ничего про это не знаю. Он женился на маме, переехал в эту страну, начал работать в Магазине. Работал каждый день без выходных. И вот сейчас приближается конец.
Знаю ли я своего папу? Он никогда не рассказывал мне ни о своем детстве, ни о том, что было после. Я знаю только основное: дату и место его рождения, любимые блюда, любимых английских поэтов и тому подобное. И теперь я понимаю, что это совсем немного. Но, с другой стороны, сколько один человек должен знать о другом? Папа взял на себя роль добытчика, обеспечивающего семью, а я – роль прилежного ученика. Каждый из нас занимался своим делом, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.
Зато у нас есть jeong – время, которое мы молча проводили вместе. Я начинаю считать, сколько примерно часов у нас было: по паре минут каждый вечер, все летние воскресенья в Магазине в последние пару лет… Я подвожу итог. Получается примерно триста часов. Чуть больше двенадцати дней. Так каким был мой папа?