Мое сердце вдруг наполняет нежность. Бесчисленное количество раз, когда я засыпал, приходила мама вот так посидеть, положив ладонь мне на лоб. Я, ее сын, рос (особенно во сне), становился выше и сильнее, взрослел, и теперь я улечу из родительского гнезда, хотя маме, возможно, этого и не хотелось бы. Я вижу, что на ее щеках блестят в темноте две дорожки – два ручейка слез.
– Мама, – говорю я не двигаясь.
– Папа очень грустный, – отвечает мама.
– Прости, что я сорвался, – бормочу я. – Я не должен был так кричать.
– Все о’кей. Папа тебя очень любить.
Нежность внутри меня превращается в страх. В нашей семье не принято произносить эти слова.
– С папой все в порядке?
– Они проверять папа после огнестрельный рана. Сканировать весь грудь. И КТ, и ПЭТ, и еще что‐то…
Она моргает, и слезы катятся у нее из глаз. За всю жизнь я всего несколько раз видел, как мама плачет. Я боюсь того, как она плачет. Никаких всхлипов и рыданий. Просто беззвучные слезы, как неиссякаемый водопад.
– Доктор говорить, что легкое о’кей, рана о’кей, но в торс нашли небольшой уплотнение, – говорит мама. – Очень много маленький уплотнение. Доктор сказать, как рождественский елка. Доктор, как ты, кореец yisei, второй поколение, говорит только английский.
– О чем ты, мама? – говорю я, голос у меня тихий и испуганный.
– Я спрашивать доктор, что это за много маленький-маленький уплотнения. Доктор говорить, что это мелкоклеточный карцинома. Я спрашивать его, что такое этот карцинома.
Я не могу заставить себя произнести это слово.
– Доктор сказать, чтобы папа немедленно начинать химиотерапия, и папа начинать.
Это рак.
– В первый раз папа все о’кей, без симптомы.
Рак.
– Но после второй раз папа плохо, и хуже-хуже-хуже. Нет аппетит.
Рак.
– Я делаю овощной сок и китайский лекарство hanyak. Может, это помогать. Я надеяться, так надеяться!
Больше маме сказать нечего. Ее ладонь нагрелась от моего лба, стала влажной и горячей, поэтому мама меняет руку.
– Почему вы мне не сказали? – спрашиваю я.
– Он не хотеть, чтобы ты волноваться.
– Да вы чего?! Я должен знать такие вещи!
– Ты волноваться – у тебя стресс.
– И когда вы об этом узнали?
– Если ты волноваться, то плохой результат тест.
– То есть вы об этом уже давно знаете? Боже, мам.
– Фрэнки, мы защищать твое будущее. Ты меня понимать, да?
Я ее понимаю и не понимаю одновременно. Как им удалось так долго держать все это в тайне? Они ведь скрывали это от меня несколько недель!
– А об этом знает кто‐нибудь из тех, кто ходит на Сборища?
– О нет, – мрачно отвечает мама. – Если мы что‐то сказать, все волноваться. Слишком много разговоры-разговоры, много стресс. Мы ждать, пока папа стать лучше, тогда всем сказать. Я надеяться. Очень надеяться.