– Как хорошо иметь мужа примерно своего возраста, – сказала она Джейн при прощании. – Энтони – прекрасный человек, но он был на сорок лет старше меня. А больше всего меня утешает мысль, что лорд Кромвель мной доволен и обещает быть мне добрым господином и отцом.
– У него есть все основания быть довольным, – сказала Джейн, поцеловала Лиззи и пошла по освещенной факелами аллее к своей барке.
В августе дамы сообщили Джейн, что при дворе делают ставки на то, какого пола родится ребенок и когда это произойдет.
– Все доктора уверяют меня, что будет мальчик, – сказала Джейн, – такого же мнения держатся прорицатели и астрологи, с которыми советовался Генрих.
Тревога охватывала Джейн всякий раз, как король рассказывал ей о своих встречах с предсказателями будущего или о том, что для него составили гороскоп. Это возвращало ее к мыслям об исключительной важности исхода этой беременности, о том, какие огромные надежды на нее возлагались.
– Господи Иисусе, если это в Твоей власти, пошли нам принца! – с придыханием говорила она.
Эдвард уехал в Элветам наблюдать за строительными работами, на досуге он с удовольствием охотился с собаками и соколами. Когда наступил сентябрь, старший брат написал Джейн – засвидетельствовал свое почтение к ней и королю, а также передал горячую мольбу о том, чтобы Господь вскорости послал ему племянника. Столь многое зависело от того, родит ли она сына. Но что могла поделать сама Джейн? Ей оставалось только молиться и ждать. А срок подходил к концу.
1537 год
В начале сентября они вернулись в Хэмптон-Корт, где должен был появиться на свет ребенок. Генрих пребывал в напряженном ожидании, суетился вокруг Джейн, как курица-наседка, и боялся, как бы она не навредила чем-нибудь младенцу, который стал весьма активным, будто ему не терпелось поскорее увидеть мир.
До родов оставался примерно месяц, когда состоялась официальная церемония, после которой будущая мать уже не должна была покидать свои покои. Джейн очень волновалась. Сперва в сопровождении дам, прочих служителей своего двора и большого числа придворных она присутствовала на мессе и молилась о благополучном разрешении от бремени, затем проследовала в Главный зал, где ее усадили на трон и потчевали приправленным пряностями вином. Пока она пила его небольшими глотками, камергер очень громким голосом призвал всех молиться, чтобы Бог послал королеве удачу.
После этого Джейн встала, передала кубок Элизе Даррелл и официально попрощалась с придворными. Леди Мария и герцогиня Саффолк отвели ее в спальню; другие дамы шли следом и, получив разрешение оставить королеву, удалились. Дамастовые шторы над дверями были задвинуты, и мир за ними перестал существовать для затворницы.