Немецкий плен и советское освобождение. Полглотка свободы (Лугин, Черон) - страница 175

Но все теперь упиралось в подыскание товарища. Одному трудно в бегах. Беглеца преследуют и закон, и люди. А товарищ — поддержка и моральная опора.

Стал я подыскивать товарища среди пленных ночной смены. Остановился на молоденьком пареньке. На вид — не больше 17 лет. Но было ему полных 19. Звали его Виктор. Был он из Москвы. В плен попал из ополчения, куда его сунули из 9-го класса десятилетки. Позорная и преступная история московского ополчения завершилась смертью многих профессоров и ученых в немецком плену. Виктора, уже опухшего, отправили на работу в Германию. Из лимбургского шталага он и попал на этот завод.

По дороге в барак, я, не найдя лучших слов, повторил то, что сказал Петру. Виктор сразу же согласился. И теперь мы вместе строили планы побега. Даже работать стало легче!

Англичане и американцы усиленно бомбили Германию. Англичане летали ночью. Около 12 часов они пролетали над городком. При тревоге на заводе гасили свет. Входы и выходы запирались. Немцы и пленные собирались у доменной печи, где было достаточно светло и тепло. Немцы смотрели в потолок, качали головами и ели свои бутерброды. Мы делили суп, загодя принесенный в бачке.

Ночью нам разрешалось пользоваться немецкой уборной в цеху. В уборной было большое окно, выходившее во двор завода. Снаружи окно закрывала железная решетка, однако не доходившая до самого верха, где была форточка. Через эту форточку мы и решили бежать. Заводской сторож, глубокий старик, ночью запирал ворота и уходил дремать в сторожку.

Препятствием был заводской проволочно-сетчатый забор в рост человека. Казалось, при достаточном разбеге можно, схватившись за секционный столб, закинуть ногу на верх забора. Много раз, проходя мимо забора, мы, напрягая мускулы, в воображении преодолевали забор. И всегда при этом чувствовали негодность нашей обуви. В колодках никогда не возьмешь достаточного разбега. Да и вообще далеко не уйдешь. Требовалась нормальная обувь.

Я все еще ходил в разбитых колодках. Но команды, работавшие на станции и в лесу, имели ботинки. Это навело меня на мысль попросить ботинки у главного мастера. Моим единственным шансом на успех было знание немецкого языка. Для успеха требовалась прилично составленная немецкая фраза с соответствующим произношением. Несколько дней у меня ушло на усиленную тренировку.

Однажды вечером, когда мастер еще был в цеху, я выбрал подходящий момент и обратился к нему со своей просьбой: — «Господин мастер! Мои колодки разбились и работать в них тяжело. Не могли бы вы выдать мне ботинки?» — Мастер с удивлением посмотрел на меня, секунду подумал, достал записную книжку, что-то черкнул и отдал мне листок.