В первые дни по приезде в лагерь лагерники начали отправляться по два-три человека в разбитый город. Возвращались тяжело нагруженные одеждой всякого рода. Слухи о богатствах покинутого жителями города быстро достигали ушей новоприбывших. Начались массовые походы в город. Но не только мы грабили покинутые квартиры. Голландцы и бельгийцы приезжали с большими возами и уезжали домой, тяжело нагрузив их мебелью и посудой. Идущие на фронт американские войска также сворачивали в город пограбить, но брали они только ценные вещи.
Наибольшую нужду испытывали мы. В лагерь люди приезжали полуодетыми или в изодранной одежде военнопленного. Американцы по какой-то причине не откликались на острые нужды в одежде и обуви лагерников. Вероятно, это была политика местной администрации, не подготовленной к встрече с людьми из другого мира. Даже больше, американцы вскоре стали ограничивать походы в город, отбирать и тут же сжигать добычу. Конфискацию принесенной одежды можно объяснить стремлением предупредить распространение возможных эпидемий. Но каково было колхознику, впервые в жизни заполучившему приличный костюм, видеть, как он горит у него на глазах? Или же матери, доставшей простыню на пеленки? Конечно, брать чужое добро — дело не похвальное, но для освобожденного голого раба это был минимальный грех.
Я был несколько раз в городе. Во многих местах из-под развалин уже торчали трубы и шел дымок. Но зайти в дом мне было совестно, казалось, что осуждающие глаза смотрят мне в спину. В результате, я еще долго щеголял в пленном пиджаке, пока не выменял на поллитра спирта зеленый пиджак, который носят в Германии лесники. Этот пиджак служил мне несколько лет и прошел со мной многие сотни километров.
Американцы, гордые своими материальными достатками и демократическими свободами, видели себя в роли арбитра, пришедшего в Европу разнимать местных драчунов и наводить порядок. Отсюда их полупрезрительное отношение ко всему европейскому. От нас они ожидали того же. Но беда в том, что мы пришли из другого мира, стоящего на противоположном полюсе. Наша страсть к стяжательству жалкого барахла была им непонятна. Наши пьянки, драки, грабежи — пугали американцев. Неудивительны отрицательные характеристики административного персонала, сохранившиеся в архивах. Эти отзывы, в руках не особенно объективных историков недавнего прошлого, превращаются в антирусские выпады.
Трудно отрицать и эксцессы по отношению к немцам. Кроме грабежей покинутых квартир, было, если не ошибаюсь, два убийства лагерниками городских жителей. Но и вспомним, что вытворяли на просторах России в гражданскую войну бывшие военнопленные немцы и австрийцы, пошедшие к большевикам в карательные отряды. А ведь их жизнь в плену была раем по сравнению с нашей!