Немецкий плен и советское освобождение. Полглотка свободы (Лугин, Черон) - страница 237

Приведя себя в относительно человеческий вид и сделав запас печеной картошки, мы пошли, следуя указателям дороги, в Гельмштедт. На окраине города мы увидели английского полицейского. Очень хотелось бежать и прятаться. Но мы побороли чувство загнанного зайца и пошли ему навстречу. Полицейский даже не взглянул на нас.

На вокзале мы купили билеты на поезд, шедший в Ганновер, но только до ближайшей станции. Денег у нас было в обрез. На следующей станции мы, конечно, не сошли. Вагоны были переполнены и билеты проверять было физически невозможно, да вероятно и некому.

В вагоне, где мы пристроились, шел разговор, начала которого мы не слыхали. Говорила девушка лет двадцати двух, сидевшая в углу со своей младшей сестрой. Она кого-то отчитывала за безверие: «За то мы и страдаем, что позабыли Бога. Вы носились с вашим Гитлером, как будто он Бог!» Сестра согласно кивала головкой. Разговор затем перешел на более нейтральные темы. Но тут девушка заметила мою набитую чем-то сумку и стала часто поглядывать на нее. Сестры явно были голодны. Я с удовольствием угостил бы их. Но предлагать им обугленные на костре картошины не рискнул. На выручку пришел молодой немец. Он с презрением глянул на меня и предложил девушкам бутерброд.

В Ганновере мы пересели на поезд, идущий в Кельн, и покатили дальше на запад. По-прежнему вагоны были забиты людьми. Казалось, сорвалась с места вся Германия. На одной из станций в вагон протискались два американских военных полицейских. Они держали в руках несколько фотографий, стали всматриваться в лица пассажиров и сравнивать их с фотографиями. Искали военных преступников. На нас полицейские не обратили внимания, чему мы были, конечно, очень рады.

В Кельн мы прибыли засветло. При выходе со станции отдали билеты. Контролер с удивлением посмотрел на билеты, потом на нас, но ничего не сказал.

Вокзал сильно пострадал от бомбежки. Снесена крыша. Наспех залатано полотно. Некоторые участки просто перепаханы бомбами. Дуют пронзительные сквозняки. Мы полностью вписываемся в толпу солдат, беженцев, привокзальных бездомных немок и просто бездомных. Некоторые куда-то спешат, другие, наоборот, сидят с понурым видом на скамейках и на полу.

Наш план, в общем, сводился к разысканию лагеря для иностранцев. В справочном бюро нам сказали, что польский лагерь находится на окраине Кельна, если память мне не изменяет — в Эберсдорфе. В этот день, из-за дальности расстояния, мы туда не рискнули отправиться, а решили заночевать у вокзала или у Кельнского собора.

Время у нас было, и мы пошли осматривать собор. Собор был открыт, и в одном из приделов шла служба, но народа было мало. В собор попали несколько бомб, пробили крышу и разорвались внутри, повредив только отдельные помещения. Легли спать мы вместе с другими бездомными в скверике при соборе. Но скоро пришел полицейский и погнал всех в бункер, вырытый глубоко под собором. Вход в бункер был со стороны вокзала. Это было огромное помещение с сотнями двухэтажных железных коек с пружинными сетками, но без матрасов. В бункере царила кромешная тьма. Вот где пригодился фонарик Виктора.