Вскоре после отъезда Доменика пришло подробное письмо от Михаила, а затем каждый из нас получил от него по фунту сала. Писал он из Парижа. Не одинаково отвешивает судьба испытания людям. Жизнь Михаила на новом этапе складывалась так же нелегко, как и в прошлом.
Как и предполагалось, два друга спрыгнули на ходу из поезда, не доезжая Марселя. Но перед этим их обокрал тот самый чех-переводчик, которого я просил позаботиться о друзьях. Во Франции попали наши земляки из огня да в полымя. После войны советчики там распоясались еще больше, чем в Германии. Все же друзьям удалось благополучно добраться до своей цели — русской церкви в Париже. Там их взяли к себе добрые люди из старых эмигрантов. Михаил оказался в семье эмигранта с громкой фамилией. Жил он в каморке возле кухни. Ночью иногда пробирался во двор, а оттуда на улицу. Так прожил месяц. Дальше передаю словами Михаила: «И сейчас не могу себе представить, как советчики выследили меня. Вышел я в ту ночь, как и раньше, на улицу размять ноги и поглядеть на ночной город. Вдруг, из-за угла дома, выскакивают две черные фигуры. Один сует мне в бок дуло пистолета, а другой заламывает руки. Но счастливая звезда меня не покинула. Дальше все происходило, как в фильме. Появились два жандарма. Моментально сообразили, что происходит. Обезоружили советчиков и повели всех в жандармерию, а оттуда еще куда-то, вероятно, в контрразведку. Там выяснилось то, что знал и сам, — нападавшие были советские офицеры-смершевцы. Меня посадили в камеру, а смершевцев отпустили.
На следующее утро состоялся допрос. Допрашивали смершевцы в присутствии французского офицера и переводчика. Тут на меня вдруг напали усталость и безразличие. Решил я перед этой дрянью не оправдываться и не врать.
Смершевец спрашивает, как звать? — Я сказал.
— Был ли в немецкой армии?
— Да, был! Вступил добровольно и прошел с немцами путь от Белоруссии до Москвы и обратно. В чинах не продвинулся, но награды имел!
— Значит, против своих воевал?
— Да, воевал! Но ты забыл меня спросить, почему я пошел в немецкую армию. Я тебе сам скажу!
Смершевец как закричит:
— Прекратить агитацию!
Но тут вмешался француз и говорит:
— Дайте ему сказать, пусть оправдывается!
Хотел я его поправить, что не оправдываться хочу, а обвинять, но пропустил. Говорю смершевцу:
— Может, ты припомнишь, что твоя власть сделала с крестьянами? Считал ли ты, сколько миллионов вы загнали на тот свет ни в чем не повинных людей? А что вы сделали с церковью? Сколько пролили невинной народной крови? Умылись вы кровью. Посмотри, гад, на свои руки. Ты говоришь, я стрелял в своих. Да, стрелял! Но как я мог достать тебя, когда ты прятался за спинами солдат по заградительным отрядам?