И тут первый раз в жизни случилась со мною падучая. Не помню, что было потом. Пришел я в себя в камере. Ну, думаю, теперь мне конец! Попросил я стражника привести ко мне православного священника. Привели. Говорю ему: „Благословите на смертоубийство и отпустите грехи!“ Посмотрел мне в глаза священник и ничего не сказал. Исповедал и причастил.
Решил я, что когда придут меня забирать, вцеплюсь одному в горло, да так отойдем вместе. Одним гадом в России меньше будет!
Но прошел день, другой. На третий день является тот французский офицер, что присутствовал при допросе, и говорит на чистом русском языке: „Нет вашей вины перед Францией. За нелегальный переход границы отсидите месяц в тюрьме. После получите документы и можете оставаться во Франции!“
У меня даже дух перехватило. Какой оборот дела! Поблагодарил я офицера. Пожал он мне руку и ушел.
Отсидел я в тюрьме месяц, вышел и устроился работать водопроводчиком. Собираюсь жениться, пока еще не все волосы вылезли. Через месяца два уезжаю в Аргентину».
На этом письме связь с Михаилом и оборвалась.
Зима 1946-47 была суровой, снежной, не в пример прошлой. На работу из-за заносов не ходили несколько недель. Рисовал картины, которые скупали, несмотря на мои предупреждения об их малой ценности, Грегор и его сестра Иоганна.
Водочный аппарат после отъезда Доменика перекочевал к нам в подвал, и водки поприбавилось, благодаря заботам Григория.
Весной 1947 я решил посетить редакцию «Посева». Посоветоваться и узнать, каково наше правовое положение. Редакция находилась в хорошо мне знакомом по плену городе Лимбурге. Но по адресу, указанному в «Посеве», разыскать помещение было невозможно. Редакция замаскировалась. Тогда я стал на улице и начал спрашивать прохожих. Одна женщина указала дом и этаж…
В редакции все переполошились и встретили меня с большим недоверием. Время было тяжелое для всех русских, тем более активных антикоммунистов. Познакомились. Пошел я в ресторан с представительным господином по фамилии Ольгович. Долго беседовали. Возможностей для меня никаких не предвиделось. Вся организация НТС переживала трудные времена. Я спросил — известно ли им, что в Лимбурге был большой лагерь советских военнопленных? Они знали. Но о судьбе переводчика ничего не могли сообщить. Познакомили меня и с легендарным Околовичем, ходившим еще до войны через границу в Советский Союз.
В редакции передали мне слухи о том, что Жукова сняли за дружбу с Власовым и что он будто бы готовил переворот. Подобными слухами тогда земля полнилась.
22 июля мы перебрались на новое место жительства. Зиберцы решили начать строительство дома и «гешефта». Домик мы сняли на отлете, за деревней, у ручья под названием «Геппенбах», или на местном наречии — «Геппела», что в переводе означает «Жабий ручей». Кроме нашего, у ручья стоял еще один домик, такой же бедный. Там жила странная семья — женщина по имени Франциска с незаконнорожденным сыном и не совсем нормальным братом. Черных, недобрых глаз Франциски побаивались в деревне…