— Мажан-Арамазд вернет Нерику воду, но за это он требует жертвы! Сие праведно! Жертва да будет принята!..
С этими словами он отсек голову жрицы. Кровь брызнула в каменную чашу. И в тот же миг в чашу с шумом полилась и вода.
Толпа на площади рухнула на колени, испуганно восклицая:
— О Мажан-Арамазд, единый и всесильный бог!..
Арбок Перч дивился: «Неужто престолонаследнику ведомо, где исток воды? Или все это впрямь озарение свыше?!»
Но тут взгляд его вдруг упал на Нуар. И он вспомнил: Нуар-то ведь знает!..
* * *
Во дворец Мурсилиса донеслось известие, что в Хаттушаш прибыл ассирийский купец и привез невиданной красоты жемчуга и драгоценные индийские камни.
Едва прослышав об этом, царь велел позвать ассирийца.
Купца принимали в присутствии Мари-Луйс.
Право покупать бесценные камни и вещи из золота в стране хеттов принадлежало только одному царю.
Ассирийский купец на коленях приблизился к царю и уже хотел, как это принято, коснуться губами его ступней, но тут Мари-Луйс вдруг протянула свою унизанную перстнями правую руку.
— Целуй прежде мне руку!
Купец, едва скрывая обуявший его ужас, поцеловал ей руку, зажмурив от страха глаза. Незнакомым духом пахнуло от таких прежде родных пальцев.
Склонившись чуть не до пола, он отступил назад и по приказу царя раскрыл свой ларец эбенового дерева. Он был полон сверкающими каменьями всех цветов.
Мурсилис погладил руки Мари-Луйс.
— Выбирай все, что тебе нравится, живое воплощение богини Иштар!..
Мари-Луйс, несмотря на все ухищрения Таги-Усака, узнала его с первого взгляда. Сердце заколотилось как бешеное. Вот бы знать: царственный ее супруг послал сюда Таги-Усака под видом ассирийского купца или он сам по себе пришел, потому что не мог не прийти к ней в беде?.. Очень ей хотелось, чтобы истинным было второе предположение.
Все последнее время у нее было такое чувство, что душа тонет в море скверны…
Мари-Луйс склонилась над ларцом и стала медленно перебирать сверкающие камни. И такое в ней поднялось отвращение ко всему окружающему — до дурноты…
— Что, не нравятся они тебе, душа моя? — спросил тем временем Мурсилис, снова касаясь ее пальцев.
Мари-Луйс, с трудом скрывая свое отвращение, тихо сказала:
— Нравятся, о мое солнце, мой желанный! Особенно вон тот, что сияет, как луч твоей щедрой души…
Сказала и мысленно укорила себя, что волнуется, как неискушенное дитя. Быстро повернулась и села на место, опустив голову, чтоб не выдать того, что чувствует.
А Таги-Усак молил всех богов дать ему силы справиться с мучительной скованностью.
Он словно издалека услышал, что царь обращается к нему с вопросом: