Огромные, горящие огнем глаза царицы наполнились слезами. И от этого она стала еще прекраснее: «Неужто я еще нужна своему супругу? — с удивлением размышляла она. — Если да, то я откажусь исполнить его желание!..»
— Все готово к твоему побегу, божественная. Со мной есть еще люди в помощь.
Царица, словно не слыша его, подняла чашу с вином и пристально посмотрела на Таги-Усака. Тяжелым был этот взгляд, но не чуждым и не новым для Таги-Усака.
— За чистую и верную любовь!
— За чистую любовь! — поднимая и свою чашу, сказал он. — За чистую любовь!..
— И за моего супруга!
— И за здоровье престолонаследника Каранни!
Они молча пригубили чаши, глядя друг другу в глаза, словно не вино, а горение душ своих испивали.
Царица пила ничем не заедая. Взгляд ее постепенно мрачнел и делался все холоднее и холоднее. Вот она встала, волевая и гневная.
— Есть вещи, Таги-Усак, для людей столь низких, как ты, непозволительные. Не кичись моей любовью и не преувеличивай моей к тебе приязни. Благословляй своих богов, что я еще не вырвала твое сердце и не кинула его на съедение псам. — Она жадно вдохнула воздух и продолжала: — Не докучай мне своим присутствием, не береди душевную рану. Где и когда это видано, чтобы подобный тебе раб осмеливался касаться губ богоравной своей властительницы?! Моею дланью сносятся головы непокорных. Даже боги трепещут передо мной! Стоит мне пожелать, и я могу низвергнуть и почитаемого мною Мажан-Арамазда!..
— Пожалей себя, царица! — взмолился Таги-Усак.
— Стоит мне пожелать!..
Она медленно подошла к нише в стене, где было установлено глиняное изваяние бога-хранителя города Хаттушаша, взяла его в руки и грохнула оземь.
— Стоит пожелать!..
Изваяние разлетелось на множество мелких осколков. Мари-Луйс стала истово крошить ногами эти осколки.
— Вот так я живу! — раздув тонкие точеные ноздри свои, закричала она. — И такой жизни желаю! И что меня на это толкает, ведомо только мне одной.
Таги-Усака все содеянное повергло в ужас. Чужая здесь женщина, пленница, посмела разбить изваяние бога-хранителя Хаттушаша, их идола!..
— Остерегись, царица! — только и мог он сказать.
Она взяла его за плечи.
— Если богов множество, то ведь и тебе надо разрывать свое сердце на все это множество, жить под непосильным гнетом, исполнять все прихоти этого множества и денно и нощно. Нельзя так жить! Един бог! Только един бог нам нужен! И не какой-нибудь каменный идол в нашем дому, на которого мы взираем, но не верим в его истинное существование. Нет, этот един бог должен быть вознесен в небо на острие лука великого Гайка, должен существовать там, над нами, вдали от человечества, от всего живого, обитающего в этом проклятом мире! В далекой дали даже чудище представляется прекрасным и неправый правым. Вот такого я желаю!