Таким Егор и явился на первое курсовое собрание — веселым, общительным, упоенным высотой, которой достиг («Как-никак, было тринадцать человек на место, а он, представьте себе, зачислен»), у двадцатой аудитории прохаживались равные ему — баловни и счастливцы. И он, ободренный выпивкой, принадлежностью к касте поступивших, без усилия стал играть роль широкого, свойского парня.
— Ребята, чего мы болтаемся поодиночке, — громко сказал тогда Егор. — Давайте знакомиться. Пока за руку, а после собрания предлагаю за столом.
Он обходил всех, протягивал руку, от улыбки скоро заболели скулы, но решил тянуть до победного. Витя стоял у витрины, читал старую газету. Егор хлопнул его по плечу:
— А тебя как? Давай обрубок.
Витя медленно повернулся, в темных глазах — холодность и неприязнь.
— Меня — Виктор. А вас?
— Егор. Да ты брось, если хочешь, на брудершафт выпьем.
— Не хочу и настаиваю на «вы». — У него задрожала складка над переносицей, он отвернулся, так и не подав руки.
Егор млел рядом, пламенел, сверкая стыдливо-потным глянцем, — охота знакомиться мгновенно исчезла. «Ну, рожа спесивая, я еще с тобой посчитаюсь», — думал он тогда.
А сейчас думает так: «Может, правда в Вите одна спесь и была, а мне казалось — достоинство охраняет, собственную честь блюдет! Из-за спеси и замкнутость, и вежливость, и вечная многозначительность?
Оставь, не сочиняй! Просто тебе хочется какую-нибудь заковырку найти. Нечестно, нечестно. Ведь Витя потом другим оказался».
Потом, потом… Они ехали в колхоз, посредине вагона зыбился желтый круг от «летучей мыши», в этом кругу хохотали и пели ребята, а Егор никак не мог присоединиться к ним: чувствовал какую-то неловкость. Он ежился, ерзал на нарах, устраиваясь поудобнее, оттягивал воротник свитера — неловкость не проходила. Случайно он глянул в правый темный угол вагона и вздрогнул: в сумеречной, холодной серости четко белело Витино лицо. Глаз не было видно, но Егор знал наверняка, что они следят за каждой его улыбкой, гримасой, за каждым поворотом. И блестят, блестят, излучают в темноту презрение. «Чего ему надо? Чего он так смотрит?»
Егор встал, злой, решительный, раздвинул ребят, сел рядом с Витей.
— У вас, подчеркиваю, у вас отвратительный взгляд.
— Это вам кажется.
— Мне кажется, не стоит меня рассматривать как подопытного кролика.
— Забавно.
— Смотрите лучше на других, предупреждаю.
— Будете драться?
— Что-нибудь в этом роде.
Витя засмеялся:
— Я так и знал, что вы подойдете. Вот смотрел и смотрел.
— Интересно!
— А что, если нам попробовать на «ты»?
— Нич-чего не понимаю! В чем дело?