Я вдруг ощутила приступ симпатии к Страшу. Дворецкий куда менее неприятен, чем, например, мать и сын Гранди, но, увы, у него есть преступное прошлое. Инспектор вновь принялся разглаживать складки на бумажном пакете. Его слова, небрежно брошенные через стол, застали меня врасплох.
— Вы знаете, почему Энгус Грант оказался сегодня утром во Флаксби—Мид?
— Нет. Но возможно, он хотел повидать меня.
— Вы были очень близкими друзьями? Надеюсь, он не вкладывает в этот вопрос гнусный смысл? Будто у нас с Энгусом была интрижка?
— Энгус был мне как старший брат. У него из родственников только пара престарелых тетушек в Шотландии.
— А когда вы в последний раз видели мистера Гранта, не считая сегодняшнего утра?
— В субботу вечером в Чейнвинд–холле — там живут Гранди. Для меня было большой неожиданностью встретить Энгуса в этих краях, а на следующее утро он зашел в "Кельи", поговорить.
— В том числе с вами?
— Естественно, ему хотелось со мной поговорить, но сестры Трамвелл ему тоже нравились. Наверное, они напомнили ему тетушек.
— И он ничего не сказал о том, что собирается так скоро вернуться?
— Нет.
— Что вам известно о его отношениях с матерью и сыном Гранди?
— Ничего. Только то, что Энгус любил играть в карты. В тот вечер гости развлекались именно этим.
— Можете вы назвать остальных гостей?
— Там был некий мистер Уитби—Браун. Он курил сигары и ронял повсюду пепел.
Инспектор посмотрел на столбик пепла, лишь чудом державшийся на кончике его сигареты, и подтянул к себе пепельницу.
— Кто еще?
— Священник по имени Эгринон Хам. Он…
— Да? И что вам запомнилось в этом священнике?
— Самое необычное в нем то, что он интересуется убийствами. По–моему, преподобный Хам даже пишет книгу об убийствах, представляющих исторический интерес, и…
— …и вот мы получаем тело, облаченное в старинное монашеское одеяние. А в здешних краях всем известно, что в незапамятные времена на Тропе Аббатов был убит монах. Констебль Уотт с некоторой неохотой сообщил мне об этой любопытной подробности.
— Полагаю, местные жители стыдятся давней трагедии. После стольких лет это выглядит глупым, но всем чужакам сообщается, будто монах Тессаил совершил самоубийство…
— Кто еще присутствовал в среду вечером?
— Некий Фриц Вортер, немец.
— Должен ли я сделать вывод, мисс Филдс, что он вам не понравился?
Я сплела под столом руки.
— Он дурно обошелся с Примулой, то есть с младшей мисс Трамвелл…
Сцена той карточной игры вновь предстала передо мной. Я вновь сидела в изысканном бархатном кресле с энциклопедией старинных розыгрышей на коленях и наблюдала, как Примула, казавшаяся жертвой, вдруг обернулась победительницей. Если мужчина способен ненавидеть женщину, то именно таков был Фриц Вортер. Но (тут я снова поникла) для того чтобы герр Вортер мог столь изощренно отомстить Примуле — убить человека, да так, чтобы подозрение пало на нее, — он должен был знать о визите Энгуса в "Кельи". И к тому же такой план мог прийти в голову лишь настоящему безумцу. Монашеское одеяние распростертого на земле Энгуса низводило трагедию до мрачной шутки, вряд ли на такое способен человек в здравом уме. Но ведь полиция непременно проверит герра Вортера и все его передвижения. Я почувствовала небольшое облегчение.