Я вышла на веранду, спустилась по ступеням и пересекла лужайку, но направилась не к бочке. Благородный конь имеет право спокойно напиться. Вместо этого я зашагала к развалинам монастыря. Какими пустынными и безмятежными они выглядят сегодня. Но Тропа Аббатов по–прежнему наводила на меня ужас. А что, если к призраку монаха Тессаила присоединится призрак Энгуса? Но едва я ступила под сень вековых деревьев, как ужас улетучился. Ажурная листва превращала землю в серо–бурую мозаику. Память об Энгусе навсегда останется со мной, но его тень не будет бродить по этой тропе. Где–то высоко в темнеющем небе пела свою вечную песнь беззаботная птаха. Казалось, какой–нибудь монах вот–вот покажется на тропе, низко склонив голову и с привычной терпеливой непринужденностью перебирая четки.
Но, чу! По–моему, монахи–призраки так не топочут.
Я не питаю особой любви к лошадям, но все–таки они куда симпатичнее велосипедов. А новорожденные жеребята так и вовсе само очарование, чего не скажешь о новорожденных велосипедах. Подобрав увесистый сук, я принялась расшвыривать опавшую листву. Янтарный свет в конце зеленого туннеля исчез, навстречу мне неслась огромная черная тень. Я бесстрашно выдвинулась на середину тропы и выставила свой деревянный пистолет.
— Кошелек или жизнь!
Ужасный конец для девушки двадцати одного года — быть растоптанной лошадиными копытами. Но Гарри, не сбавляя хода, наклонился, подхватил меня в седло, и мы полетели в темно–зеленый сумрак Тропы Аббатов.