Неуютно.
Неспокойно.
Солнце тонет в клочковатых облаках. И как никогда прежде ощущается опасная близость Проклятых земель.
Себастьян рассеянно похлопал коня по шее. В седло взлетел и подобрал поводья, окорачивая жеребца, который аккурат пошел боком, и еще хвостом по ноге полоснул.
Шалишь.
Может, Себастьян давно в седло не садился, предпочитая извозчиков, но и умения не растерял. Натянул поводья так, что проклятая скотина захрипела, и сказал ласково:
— Дружить будем или как?
Конь попытался было встать на дыбы, но отчего-то передумал, смирился вдруг и пошел мягким широким шагом. Шею выгнул лебяжью… красуется. Только обманываться не стоит. Не того он норову. Чуть расслабишься и мигом под копыта полетишь.
— Лев Севастьяныч передать велели, что мешаться не станут, — молвил конюх, в глазах которого любови не прибавилось.
По предрассветному часу город был тих.
Петухи, видимо, решивши, что раз воевода встал, то свое они отработали, и те примолкли. Скоро уже выползут на улицы сонные дворники. А следом, что коробейники, что мальчишки-газетчики, что прочий люд, который не имеет обыкновения до обеда леживать…
…Себастьян бы полежал.
А может, и вправду, ну его? И канцелярию Тайную с ея играми, и воеводское кресло, и убийцу…
Белые улочки сменились Вороньей слободкой, а там — Заслободьем, представлявшим преудивительную смесь домов и домишек, иных каменных иль кирпичных, сменявшихся бедными, строенными из досок. Встречались средь них и с соломенными крышами, и с земляными… порой и вовсе будто бы трубы из кучи хлама торчали… нет, сюдой дорогого гостя везти неможно.
Станут говорить, что в Королевстве Познаньском сплошь бедность и притеснение…
…и надо будет сказать, чтоб нищим внушение сделали, а то вовсе страх потеряли. И думать о таком тошно, а не думать — не получается.
Решено.
С делом этим разобраться и в отставку… а там… там что-нибудь Себастьян придумает. Главное, не по нутру ему нынешняя работа да и сама жизнь будто бы потускнела…
…хоть и вправду в Проклятые земли возвращайся.
На тракт выбравшись, Себастьян ослабил поводья, чуть тронул жеребца ногами и тот, почуявши волю, легко принял в галоп. Он и вправду не шел — летел по-над дорогой, сам от того получая немалое удовольствие. И холодный ветер, пронизавши шерстяной доломан, отогнал дурные мысли.
— А и вправду, давай… — Себастьян хлопнул коня и распластался на широкой его спине. — Вольному воля…
Ветер рванул в лицо, сыпанул мелким ледяным крошевом.
Не будет ни листвы золотой, ни астр с бархатцами, но только наледь на мостовых да окна, затянутые серою пленкой. Света мало. Тоски много, пей — не упейся допьяна. А упьешься — не трезвей, ибо голову мигом потеряешь.