Кем-кем, а обыкновенным ублюдком Кричковец не был.
Он был ублюдком хитрым.
Безумным.
— Вам это кажется несправедливым?
— Да, — Катарина не стала кривить душой. — Он ведь… если бы его вскрыли…
— Если бы да кабы, знать бы загодя… но и мы не всеведущи. Подумай сама, их всего-то с дюжина. Я вот могу считать эмоции, даже глубинные, но чего тебе это стоило?
Что может быть серьезней сволочи, которая убила не двоих, не троих и даже не десятерых?
— Безопасность страны, — спокойно ответил Нольгри Ингварссон. — От них зависят сотни и тысячи жизней. И потому мы с тобой не в праве отвлекать их…
Быть может так, но…
…что делать теперь?
— Работать самим. Ешь, сказал. И вправду, тоща, что кошка бродячая.
Чай остыл. Но бутерброды были вкусны. Зеленый помидор горчил. Шпроты — с дымком, сладковатые. Хлеб свежайший. Еще бы маслица махонький кусочек…
— И работа предстоит неприятная… итак, может, Кричковец и сам замолчал. А может, попросили его, скажем, объяснили, что ему не выбраться в любом случае, но вот можно уйти красиво, так, чтобы надолго запомнили. Ему это было важно.
Пауза.
И слышно, как где-то далеко гудят рельсы… дорогу, поговаривали, будут переносить. Но Катарина слухам не верила. Слишком муторное это дело. Да и зачем? Город-то вырос благодаря этой дороге.
Транспортная жила…
…отвлечение внимания. Разум пытается уйти от неприятной темы, и Катарине приходится делать над собой усилие. Ничего. Она справится.
— Вы полагаете, что это кто-то из троих?
— Существует подобная вероятность. Добавим сюда еще один… нюанс. Протоколы вашей с Кричковцом беседы были изменены. То, что я зачел вам, дубль, сделанный для нас. А вот в вашем архиве, так сказать, оригинал… формально он оригиналом значится, но реально… реально там отсутствует одна фраза…
…надо полагать, та самая, которую зачли Катарине. Ничего не значащая, на первый взгляд.
И на второй.
Не сходится… что-то не так, но что именно, Катарина не понимает. Пока.
Она обдумает эту беседу позже, каждую произнесенную фразу. Заставит себя вспомнить интонацию. И поведение собеседника… разберет каждый его жест, отделяя театральщину от настоящих эмоций, если он, тот кто старше и опытней, позволит ей заметить хотя бы тень эмоций.
— Доступ к стенограммам имели все сотрудники… — заметила она.
И Нольгри Ингварссон кивнул.
Все.
Но не все из них беседовали с Кричковцом. И не все потом посещали суд. И выходит… нехорошо выходит. Думать о таком не хочется, но придется…
— Вы ведь сами когда-то писали, что Кричковец умен и, скорее всего, осведомлен о тонкостях полицейской работы… откуда? Обыкновенный чертежник… пусть он аккуратен, пожалуй, чрезмерно аккуратен…