…а будут ли сравнивать?
— Прошлым разом за редакцией два месяца наблюдали… не бледнейте, вы тогда аккурат… — Соломон Вихстахович постучал по конверту пальчиком, — открытием модного дома заниматься изволили, после вовсе в отпуск ушли, а потому на глаза не попадались. И на счастье ваше ищут мужчину…
Он чуть закашлялся, а Лизавета кивнула.
Мужчину.
Конечно, разве ж женщина способна на этакое? Наблюдать. Следить и выслеживать. Ковыряться в мусоре чужих жизней, выискивая намеки на… не важно, главное, находилось…
И разве женщина способна писать о чем-то помимо шляпок? Или вот того самого модного дома, в котором Лизавете случилось побывать. Ах, кто бы знал, какие бои кипят средь кружев и атласов! Но разве ж сие кому интересно…
— Но сейчас… не хотелось бы вас пугать, однако госпожа Бжизикова не так давно сделала весьма примечательный заказ у Апраксиной… — он, редко покидая кабинет, непостижимым образом умел оставаться в курсе всех мало-мальски важных слухов. И более того, делая из оных слухов удивительные выводы, редко ошибался. — А сами знаете, ее шляпный салон…
…открывает двери лишь для избранных, тех, кто способен выложить сто двадцать рублей за простенькую шляпку…
…доход у Бжизикова, конечно, имелся, но вот чтобы такой… хотя, может, женщина нашла себе любовника состоятельного? Все ж о супружеской верности в этой семье речи не шло…
— …и потому, полагаю, слухи, что в самом скором времени господина Бжизикова ждало повышение не лишены под собой основания.
Повышение?
Для этого… хотя, конечно, с точки зрения властей Бжизиков был удобен: спокоен, относительно честен, взятки и то он брал редко, то ли из страху, то ли стесняясь…
Лизавета вздохнула.
— Более того, есть основания предположить, что повысили бы его не просто так, а по личному пожеланию князя Навойского…
Лизавета прикрыла глаза.
…если так…
…это ощущение оглушающей беспомощности было хорошо ей известно. Более того, оно казалось всецело изжитым. А поди ж ты, вернулось вместе со слабостью в руках, позорной дрожью в коленях и слезами, что навернулись на глаза. Моргни и прольются, полетят по щекам этаким ярчайшим признаком женское слабости и полной ее, Лизаветы, никчемности.
— Буде вам, дорогая, — с упреком произнес Соломон Вихстахович, платочек прокуренный протянув. — Это слухи и только… а даже если нет, то у властей свой интерес, а у нас, как говорится, свой… и в завтрашний вечерний, полагаю, вставить успеем. Однако же вам, Лисонька, придется…
— В-выставкой г-георгин заняться? — у Лизаветы все же получилось не расплакаться. Стоило ли благодарить за это платок, от которого терпко пахло табаком и мятными конфетами, которыми Соломон Вихстахович заедал горькие цигарки, или же собственную выдержку, она не знала.