Золотая змея, длина которой достигала никак не менее пяти сажен.
Авдотья, эту змею поглаживавшая.
И главное, казаки в парадных мундирах, наблюдавшие за безумием с видом преравнодушным. А может, не впервые видят и…
Привычные.
И к юбкам, и ко змеям… главное, один встал у двери, заслонивши ее собою, а за спиной повисла полупрозрачное марево скрепляющего заклятье. Второй пристроился у парадной. Третий… просто стоял, но Лизавета чувствовала на себе внимательный его взгляд.
Неуютненько.
А главное, где, спрашивается, они вчера были, когда…
…и может, сегодняшнее происшествие тоже… нет, если бы вчера та девушка от порошка преставилась, то… по ней видно было бы. Вон, пузыри с Авдотьи ушли, припухлость спала, а кожа все одно темная, красная, будто обваренная. Такое сложно не заметить.
И цесаревич поднялся.
За спину взялся, потянулся со стоном…
— Сорвали? — Авдотья то ли не понимала, кого перед собой видит, то ли трепета должного не испытывала. — Медвежьим жиром надо мазать. Помнится, меня когда жеребец наш сбросил, тоже целители баили, что встать не встану, ходить не хожу… только шиш им.
Шиш она и скрутила, а заодно уж змею через плечо перекинула, будто та была не гадиною преогромных размеров, но меховым воротником. Помнится, одно время этакие длиннющие, крепко в моду вошли. Пока одна раскрасавица не удавилась…
Ох и скандал же вышел.
— Папенька мне шаманку привез, а она — жир медвежий, с травами… я теперь его всюду вожу.
— Предусмотрительно, — оценил цесаревич.
— Так я…
— Буду благодарен…
— А с нею… — Авдотья змею погладила, и темно-зеленые, будто из драгоценных камней выточенные, глаза благодарно прикрылись. — Чего?
Змея потерлась о раскрытую ладонь, будто кошка, и выпустив раздвоенный язычок, кольнула им запястье.
— Не шали, — велела Авдотья.
— С ней… если вы не будете возражать… если не боитесь… она совершенно безопасна…
Вот Лизавета в жизни бы не поверила, что этакая тварюка — да еще немного и она человека заглотит целиком, не подавившись, — и совершенно безопасна.
— Было бы неплохо, если бы вы с ней… еще немного походили… посидели… прилегли, — цесаревич вздохнул тяжко. — На ночь, скажем… и завтра. Она б остатки воздействия… убрала.
— На ночь, так на ночь, — спокойно сказала Авдотья. — А теперь… чего? Или к себе идти?
— Идти, идти, — подтвердил тот самый чиновник, который чем дальше, тем более знакомым казался. Вот только Лизавета, как ни старалась, не могла припомнить, где же и когда видела этого более чем невзрачного человечка. — А то еще расстроится ваш папенька. Помнится, характер у него еще тот… так что отдыхать. Всенепременно отдыхать.