…Лизавете случалось расти на другой границе. Там тоже все было… иначе. И пусть те воспоминания были детскими, а потому вызывали некоторые сомнения своей правдоподобностью, но все же… она помнила голос старой шаманки, чье лицо было расписано белой и алой краской. Пальцы ее, казалось, едва касавшиеся кожи и песню бубна.
То, как оживали рисунки на нем, и катилось по-над горами квадратное солнце, гнало перед собой тучные оленьи стада. И вспыхивало под горами пламя древней кузни, грело склоны…
…помнила сосны, что упирались в небо.
И гортанные песни охотников… огромного быка, которого привезли в город на трех телегах… церквушку, куда и местные заглядывали, приносили к алтарю нехитрые свои дары, выражая уважение чужому богу… следы на снегу.
Отцовская наука.
…про это тоже написать бы…
— Ай, куда это такая красавица спешит… — путь Лизавете заступил странного вида молодчик. И главное, странным было то, что он делает во дворце. На улице ни шелковая рубаха его, ни сам вид, в равной степени лихой и слегка придурковатый, не показались бы неуместными, особенно близ рынка если, но тут…
— Туда, — Лизавета моргнула, избавляясь от воспоминаний.
И от злости.
Зачем уехали? Ведь хорошо жили же… дом был, свой дом, в два этажа с печкою, изразцами выложенной. Их отец по журналу заказывал…
И двор.
Кони.
Выезд. И в городе его уважали, знали, как охотника преотличного… и Лизавета росла… матушка говорила, что дичкой, но это ведь неправда!
— Ай, красавица, — типчик подмигнул и сделал попытку приобнять. — Зачем тебе туда… пойдем лучше со мной.
— Зачем? — руку Лизавета стряхнула. А заодно уж сплела на пальцах простенькое заклятьице, аккурат сотворенное для защиты от таких вот… чрезмерно внимательных кавалеров.
Этот же провел пятерней по черным волосам.
Дыхнул перегаром.
И зло спросил:
— Чего кочевряжишься?
— Того, — дальше Лизавета ждать не стала, добавила силы да и впечатал заклятьем аккурат в лоб.
Смуглявый и рухнул.
Надо же… на рынке люд покрепче.
— Что здесь… — говоривший запнулся и тише спросил. — Происходит?
— Не знаю, — Лизавета вытерла руку о платье. — Подошел… верно, спросить хотел чего-то… а потом вот чувств лишился…
…Стрежицкий разглядывал девицу, которая в свою очередь разглядывала Стрежицкого и тот готов был поклясться, что прикидывала она, уложить его подле Михасика, или дать шанс. Михасик же лежал тихонечко, спокойненько… вот же…
Произвел впечатление.
— Может, целителя позвать? — девица вытерла ладошку о несколько измятое платье. — Как думаете?
— Думаю… не стоит.
— Тогда охрану?
Михасик встрече с охраной обрадуется еще меньше, чем свиданию с целителем, который давече обещал лично Михасика мужской силы лишить, если тот на глаза попадется. И главное, из-за сущего пустяка… подумаешь, девчонка забрюхатела.