— Переболела? — от внимательного взгляда Егора хотелось сбежать.
— Переболеешь тобой так легко, как же, — Танька болезненно скривилась.
— Но нахрена такие приключения? — Егор испытующе сощурился. — Пульты, вибратор…
— Почему нет? Мне-то понравилось, — Танька даже фыркнула и заметила, как дрогнул уголок рта Егора. Ему тоже понравилось. Хоть он и был в бешенстве.
— А парень твой как же?
— А ему от меня чувства не нужны, — жестко улыбнулась Танька, — да и мне от него в общем-то тоже.
Пальцы Егора легли на ее подбородок.
— Какая ты все-таки смешная колючка, — Егор даже усмехнулся, чуть наклоняясь вперед, — чувства ей не нужны… А что нужно?
— Ты мне нужен, ты! — отчаянно воскликнула Танька. — Это хотел услышать?
— Да, — горячо шепнул Егор, накрывая ее губы своими. Это было как фейерверк — со всем его водопадом раскаленных разноцветных искр, полыхающих за закрытыми веками. Мир вокруг Таньки вдруг закрутился как волчок, смазываясь.
Чего не было в Егоре во время их торопливого секса — так это нежности, была только резкость, яростная, неуправляемая, будоражащая, торопливая. Но сейчас Егор этой нежности Таньке выдал столько, что в ней можно было захлебнуться, в ней можно было утонуть, будто в теплом молоке. И Танька тонула, таяла, плавилась, тихо постанывая от удовольствия, скользя пальцами по щетинистой щеке Егора… Стоп.
Рассудок, боже, как вовремя ты проснулся и включил заднюю передачу. Егор просто не мог к ней сейчас вдруг чем-то воспылать. Это все — авансы глупой дурочке, коей является Танька. Ни к чему Егора не обязывающие, ни о чем не свидетельствующие. Никакая это не взаимность, и думать забудь, Локалова, все, на что ты вообще рассчитываешь? С чего ты вообще на это рассчитываешь? Вы всего один раз перепихнулись, с какого хрена стоило ему тебя поцеловать — в голове уже марш Мендельсона заиграл. Идиотка. Ванильная. Конченная. У тебя планы — вспомни их. Подчеркни их жирно, можно двойной чертой. И впредь, когда у тебя снова засвербит в трусах, когда ты снова дашь своей придури волю, — внимательно смотри на листочек с планами.
Отклоняться назад, вырываясь из такого восхитительного плена его губ, пришлось ценой неимоверной боли. Как будто назад дернулась и часть себя с мясом вырвала. Ничего. Сейчас. Сейчас она оправится и сможет вернуть все на место. Пусть ей этого ужасно не хотелось…
— Ты уже не соскочишь, — Егор прищурился, кажется, снова изучая выражение Танькиного слишком болтливого лица, — слышишь, Татьяна, ты уже не соскочишь, я тебе не дам.
Это звучало почти угрожающе. Слишком опасно, был уверен так поздно проснувшийся рассудок.