А у Манюра бабая в одной руке пустая бутылка, а в другой — ковшик. Тоже не забыли положить. Значит, насладился Манюр всласть царской водицей и заскучал, не захотел в темноте сидеть. Вот и разломал потолок, чтобы светом белым полюбоваться. А ста рублей Катькиных как не бывало. Подчистую пропил. Ни грошика не нашли. И как это он только умудрился? Просто головы не приложишь. Ведь по-настоящему помер. Но что случилось, то случилось, против этого не попрешь.
Спустились мы, отобрали у Манюра пустую бутылку, ковшика тоже лишили. Начали ласково уговаривать, чтобы не куролесил больше. Не к лицу, мол, покойнику этакие дела. При жизни выпил вдоволь, пора и честь знать. Ну, и постращали маленько, чтобы лучше уразуметь. Когда начали укладывать Манюра на место, он даже несколько раз головой кивнул — пообещал, значит, остепениться. Каньдюк опять положил ему на лоб бумажку, только уже полусотенную. Так мы и схоронили Манюр бабая второй раз.
И что ты думаешь, братец мой? Обманул он нас. Глянули на следующее утро, а Манюр бабай опять в своем гробу посиживает. Почернел весь. В этот раз изо всех селений народ сбежался. Тьма-тьмущая. Виданное ли дело, чтобы покойник такие штуки выкидывал! А в руках у него уже не бутылка была, нет. Игральные карты, вот что. Такие, как сейчас наш Сянат саморучно делает. Веером их держит Манюр, ловко так — не всякий живой сумеет… Деньги? Какие, брат, деньги! Все проиграл. Во как!
Каньдюк, скажу тебе, человек мнительный, старинного закала, обычаи строго блюдет. Во всяком колдовстве толк знает. Подумал он, подумал и говорит: «Знаю я, батенька, как тебя успокоить. Чересчур уж ты на том свете разгулялся. Привык кутить да озорничать, но больше не придется. Найду я на тебя управу». И приказывает он нам вынуть покойника из могилы и раздеть его. Чтобы и ниточки-паутинки на Манюре не осталось. Ну, а нам-то что: полезли, выволокли старика вместе с гробом, сделали все остальное, что было велено. А Каньдюк бабай наломал большой ворох прутьев и роздал их нам. Сам же подошел к проказливому покойнику и такую речь держит: «Думали, батюшка, что ты оставишь свои старые повадки, а ты еще и новыми обзавелся, в картишки научился играть. Или мало ты за свою жизнь денег пропил? Хочешь еще промотать?»
Сказал — да как размахнется, да как полоснет покойного родителя хворостиной! И давай, и давай! Нам тоже команду подал. Взялись и мы за это дело. Только знаешь, браток, не интересно как-то стегать мертвеца, не противится он. При жизни отхлестать бы Манюра вот этак, тогда другое дело бы было. Ну, значит, хлещем и хлещем. Да приговариваем для вразумления: «Не пей больше, не пей! И картишками не балуйся!» Все вытерпел горемычный. Не то чтобы заплакать — ни одного словечка не проронил, не застонал даже ни разочка.