— А за кого сватать?
— Не подумали еще об этом, но сообразим.
— Ведь просто так возить воду и разливать по дороге — пустое занятие.
— Найду зятя. Не сомневайся. Купим какому-нибудь горемыке баню Савиня, в мельнице со стен мучицы можно наскрести пудков пяток — на затируху пойдет, крупицы малость добавим — и дело с концом. Э, да что там говорить, за такую цену не с одним сторговаться можно. Всю жизнь благодарить еще будет. Да.
— Всю жизнь, говоришь? А долга ли она у него будет? Ты знаешь, какая судьба его ожидает?
— Главное — он бы о ней не ведал. И все будет в порядке. Найдем такого, найдем. Но ведь еще нужен человек, который бы заправлял всем делом. Мы посоветовались с сынком и решили обратиться к тебе. Не согласишься ли взять все в свои руки? Дело мастера боится. Да.
Старик резко поднялся, будто его дернули за взлохмаченные волосы. Неторопливо прошелся, остановился против Каньдюка, недобро улыбнулся.
— Порядок-то, вижу, сам неплохо знаешь, Каньдюк. Так что не путай нас в это грязное дело.
— Или я один должен о всей деревне заботиться?
— Да, видать, не всем быть такими заботливыми, как ты. Не надоело мне еще жить, братец Каньдюк. Не хочу не своей смертью помирать. Когда моя придет, тогда уж отказываться не стану. Ты поищи того, кто торопится на погост. Только вряд ли есть такие.
— При чем тут смерть, погост? Не ты ведь будешь женихом. Твое дело командовать.
— Иль ты думаешь, что за себя я боюсь?
Старик взял протянутую Нямасем чарку водки и, не выпив, поставил на стол.
— Пожил я на свете. Дай бог каждому столько. Но за такие штуки не только жених расплачивается жизнью. Всех его родственников истребляют, до седьмого колена.
— Эка, удивил чем. Безродного раскопаем, ежели ты такой сердобольный. Вон Кестенюк, нет у него никого. И жениться не собирается. Вышел из годов уже. Кто пойдет за такую труху осиновую? Шербиге и то брезгует. Да. Думаете, не согласится он стать зятем? За милую душу! Умаслим. Можете не сомневаться. Как пить дать уговорим.
— Не пойдет он по своей воле на верную смерть.
— А мы ему о женитьбе на воде ничего не скажем. Свадьбу сыграем в полной тайне. Подберем надежных людей — и шито-крыто. Да и придумаем что-нибудь для его спасения.
— Нет, — стукнул ладонью по столу Эбсэлем. — Не пойду я на старости лет на такое дело. Разве Кестенюк не человек? Он такой же, как и ты, и я, и все мы. Одной крови он с нами — чуваш. А чуваши испокон веков стремились жить, как родные, в мире и согласии. Может, не всегда удавалось им жить так, но это не их вина. «Не пожелай человеку зла», — говаривал наш предок Эптри бабай. Вот я и стараюсь жить так. И тебе того же желаю. Выбрось из головы нечистые думы. Опомнись. Как ты только осмелился переступить порог нашего дома, тая в душе такие мысли? Не место тебе здесь! Оставь нас! Слышишь? — Старик глубоко вздохнул. — Не могу я принять на свой род проклятия стольких людей. Не могу! Не осилю! Вон дверь! Иди!