Но Эбсэлем молчал. «Не крутись ты, не юли. Говори прямо, зачем пришел, чего добиваешься», — прочел в его глазах Каньдюк и решил открыть карты.
— В чем главная беда? В засухе! Колодцы высыхают, речки, родники тоже. Скоро воробьи будут озера вброд переходить. Если избавимся от засухи, то и людишки утихнут. А что делать в таких случаях, ты должен лучше меня знать. В старое время ехали в чужую деревню и воровали там землю или воду. Ведь так? Вот и хотел я посоветоваться с тобой об этом, дорогой ты наш и уважаемый Эбсэлем бабай! Нет в нашей деревне более знающего и мудрого человека. Ведь строго нужно соблюсти обычай, а его все позабыли.
— Не греются, Каньдюк шоллом, светом прошедшего дня, поэтому и не помнят.
— Вот и пришли мы к тебе в надежде, что ты нам подскажешь, как и что. Не оставь нас, пожалуйста, темными — просвети.
Каньдюк уже не просил, а умолял. Ему самому было противно слушать свой жалостливый голос. Но что поделаешь, нужно как-то выкручиваться из беды. Нужда всему научит.
— Не простое это дело, — задумчиво проговорил Эбсэлем.
Каньдюк просветлел: вроде расшевелился старикан. В пот ведь вогнал своим упрямством. Сколько унижаться пришлось, чтобы уломать. Но ничего, стоит овчинка выделки.
— Да мы хлопот не боимся, Эбсэлем бабай. Надо же помочь людям. Все обстряпаем. Только скажи.
— Обстряпаешь, значит, Каньдюк бабай? — Седые лохматые брови старика почти прикрыли глаза. — А знаешь ли ты, к чему может привести это дело?
— Известно мне.
— Хорошо ли известно? Ведь то, что ты задумал, кровью пахнет людской. Вся деревня может пострадать. Наверняка так и будет.
— Ой, не приведи господь! — вмешалась в разговор жена Савандея. — Помню, в нашей деревне случилось такое. Подумаешь — и то жуть берет.
— Помолчала бы лучше, — прервал ее муж. — Не крутись тут. Если же пришла, то притворись глухой и немой.
— Иль бессердечная я?
— Держи себя достойно, женщина! Хозяйка, виновато опустив голову, вышла.
— Мы с умом все сделаем, — заторопился Каньдюк. От волнения он царапал пальцами стол, возил по полу ногами. — Вы, конечно, знаете, что случилось со снохой нашей, с дочкой Шеркея. Не виноваты мы в этом ни на капельку, ни на кончик ногтя. Положа руку на сердце говорю. Мы заранее договаривались с отцом. И калым пропал. Но это к слову я. Бог с ним. Мы не жадные. И не напомнил я, ни словечком не обмолвился. А дочка-то его коварной оказалась, зловредной. Все беды из-за нее. А главное — засуха. Вот и надо уворовать воды. Избавить деревню от голода. Не то плакать нам жгучими слезами. Иль не слышите, как рычат все? С каждым днем лютей и лютей становятся. Не только жгучими — кровавыми слезами обольемся. Да.