И сейчас стол ломился от всякой снеди. Посредине на деревянном ывозе[19] аппетитно поблескивал подрумяненной корочкой большущий, пышный, как пуховая подушка, хуплу[20]. На тарелках желтели комки свежесбитого масла, громоздились горками вареные яйца, темнели куски жареного мяса. Блестела прозрачным жирком коричневая тушка жареного, наливного, точно яблоко, индюка. Да и не перечислить всех блюд, выставленных перед гостями. Дух захватывало от их притягательного вида и вкусных запахов.
Было чем и горло промочить, чтобы пища шла легко и приятно, как санки по хорошо укатанной дорожке. Краснели сургучными головками бутылки с водкой, пестрели цветастыми наклейками бутылки с вином. Алиме торжественно поставила на стол объемистую баклагу с керчеме[21].
Каньдюк радостно потер ладони, многозначительно посмотрел на гостей и взялся за чаплашку:
— Вот, господин землемир Сьтапан Иванча! Сейчас уж я тебя угощу. Из лучшего гречишного меда приготовлено. С позапрошлого года хранили в дубовой бочке с двенадцатью обручами. Под землей держали, чтобы света белого не видела. И вот в твою честь открыли!
С этими словами хозяин наполнил янтарной духовитой влагой большую чайную чашку.
— М-да, сколько ни пивал я, но такого керчеме, как у вас, нигде пробовать не приходилось! — восторженно воскликнул Узалук, жадно втягивая вздрагивающими ноздрями воздух. — И водки царской не нужно, когда есть такая вещь!
Степан Иванович взял из рук хозяина чашку, смачно причмокнул и осушил ее, не переводя дыхания.
«Землемер это, значит, — размышлял Шеркей. — Зачем же он приехал? Может, землю делить будут? Вот на Ильяса бы спроворить землицы!»
Степан Иванович удовлетворительно крякнул, почесал толстенным пальцем свой крохотный носик, после чего повелительно сказал:
— Плесни-ка еще. Натурально — хороша штукенция.
Рука землемера оказалась легкой, и чашка пошла по кругу. К водке никто не притронулся. Только хозяин для важности налил себе напитка из пузатой бутылки с красивой, унизанной серебряными и золотыми медалями наклейкой. Глазки его замаслились, лысина заалела. Поглаживая кудрявую бородку, он начал рассказывать, как потчевал гостей его покойный отец.
— Да, братцы мои, из алдыра тогда пили. Да из какого! Пять бутылок входило. И залпом! Во как! И что пили! Не пиво, а медовую настойку. Поднесешь к ней огонь — горит. Вот какая крепкая. А отец-то даже не закусывал. Хватит, усы вытрет — и еще наливает.
— Да, было время, — мечтательно вздохнул Узалук.
Утламышские удивлялись, восторженно поддакивали. Землемер же только сочно посапывал, поглаживая жирный подбородок.