Вот уже выпили и Мухид, и Узалук, настала очередь Шеркея. Он при случае не против пропустить несколько чарочек, но сейчас стал отказываться.
— Нет уж, Шеркей биче, — уговаривал Каньдюк. — Нельзя так. Иль ты хозяев не уважаешь, иль не по душе они тебе?
— Да и нельзя перечить пивной чарке, — наставительно заметил Нямась. — Нет на свете ничего главнее ее.
Заворковала голубкой подоспевшая на помощь Алиме. На разные лады стала расхваливать Шеркея, его семью, здравствующих и давно умерших родственников. Особенно восхищалась хозяйка Сэлиме: «Ну прямо картинка дочка твоя! Как встречу — любуюсь не налюбуюсь! Жениха ей богатого надо, чтоб как царица жила».
— Подыщем, подыщем, — пообещал Каньдюк. — Такого найдем — пальчики оближешь. Пей, братец, пей! За счастье своей дочери!
И польщенный Шеркей сдался. Стараясь не глядеть на свои грязные руки, принял от Алиме чашку и, несколько раз пожелав хозяевам всех возможных на этом свете благ, выпил.
Вот уже чашка обошла второй, третий круг. В комнате стало шумно. Гости возбужденно рассуждали о том, как надо жить, наперебой хвастались своей смекалкой в делах. Шеркей жадно ловил каждое слово. «Так, так, понятно… Вот, оказывается, в чем дело. Век живи — век учись…»
Степан Иванович по-прежнему отмалчивался. Его привлекала еда. Он быстро расправился с огромным куском индюшатины, облупил порядочно яиц, не оставил без внимания и остальные кушанья.
Хозяин смекнул, что настало время и для хуплу. Длинным тонким ножом осторожно снял с него верхний слой — и над столом заклубился ароматный парок.
Каждому гостю полагалось по куску, но Степан Иванович бесцеремонно взял два. По-видимому, только их и не хватало землемеру для полного удовольствия. Расправившись с пирогом, он блаженно откинулся на спинку стула и сладко задремал.
Когда Шеркей брал хуплу, ему бросилось в глаза, что на ывозе есть три маленькие дырочки. Он попытался догадаться, для чего они, но мысли путались. До размышлений ли после нескольких чашек обжигающего сладким огнем керчеме!
Мухид хотел встать, чтобы достать кусок пирога, но не смог подняться. При второй попытке полевой сторож повалился на старосту. Элюка брезгливо поморщился:
— Пить надо уметь. Растопился, точно восковая свеча.
Каньдюк хитро усмехнулся:
— А ты сам-то, уважаемый староста, можешь на ноги встать?
Элюка пренебрежительно фыркнул. Вскинув по-петушиному голову, расправил щупленькие плечи и попробовал подняться. Но как он ни пыжился, встать все-таки не сумел.
Раздался дружный хохот.
— Все мы без ног остались! Поверьте мне, старику! — радостно прокричал Узалук, большой любитель веселого зелья.