― Ты знаешь почему? ― Том закричал на него.
― Нет, не знаю. И я хочу знать, зачем все эти вопросы, Том. Хочу, чтобы ты рассказал мне.
― Потому что, когда я отправился увидеться с матерью Мишель, знаешь, что она мне рассказала о тебе?
― Откуда я могу знать?
Эндрю Фостер сейчас выглядел очень напуганным.
― Только хорошие вещи.
― Верно, тогда ладно, ― он, казалось, испытал облегчение.
― Много и много хороших вещей, и все потому, что Мишель считала тебя самым лучшим после нарезанного хлеба. Очевидно, что она говорила только о тебе какое-то время. Мистер Фостер это и мистер Фостер то.
― Ну, это нормально, разве нет?
― Согласно словам матери, Мишель испытывала к тебе школьную влюбленность, но она не возражала, потому что ты помогал ее дочери с чтением и письмом, которое всегда было неаккуратным, пока этим не занялся мистер Фостер, предлагая ей дополнительную помощь, немного репетиторства один-на-один. Фиона даже поблагодарила тебя на родительском вечере.
― Это не моя вина, ― сглотнул он, будто его рот неожиданно пересох, ― если она слегка влюбилась. Это могло случиться с любым учителем: мужчиной или женщиной.
― Да, не то, чтобы ты отвечал взаимностью, не при ее то возрасте? Ты не педофил, в конце то концов.
― Конечно же, нет! Как ты даже мог сказать нечто подобное? Ей было только десять.
― Да, тогда только десять, ― тихо произнес Том, ― но ей было пятнадцать, когда она пропала.
Последовала долгая пауза. Молчание затянулось. Каждый ждал, пока заговорит второй. Более чем единожды Эндрю открывал рот, чтобы сказать что-то, но не произносил ни слова.
― Я не знаю, о чем ты там думаешь..., ― затем покачал головой, будто считал, что его друг сошел с ума.
― Все просто. Я считаю, что ты скрываешь что-то, Эндрю. Я был чертовски уверен в этом, когда шел сюда. Теперь я знаю точно.
― Что ты имеешь в виду?
― Ты напуган. На самом деле, ты напуган до усрачки, что заставляет меня задуматься, что ты натворил. Ты врал о пропавшей девочке. Она думала, что ты немного нес чушь собачью, но ты отрицал, что знаешь ее... а теперь она пропала, ― и он потянулся в карман куртки и вытащил мобильный телефон. ― Так что, если ты мне не расскажешь, то будешь рассказывать полиции.
― Ох, да ладно, не будь глупым.
Дом Эндрю находился на возвышенности, так что Тому удалось поймать сигнал, и он начал набирать номер.
― Не звони гребаной полиции, друг, ― Том закончил набирать номер, и они оба услышали как пошли гудки. ― Что ты собираешься сказать? Они не примут тебя всерьез!
Том знал, что тот прав. Все, что у него было ― лишь чутье, что его друг что-то скрывает, но не было и следа реального доказательства, что Эндрю есть, за что отвечать, кроме как за плохую память. Том блефовал. И все выглядело так, как будто Эндрю не собирался вестись на этот блеф. Телефон звонил, казалось, целую вечность. Он набрал номер прямой линии, который знал наизусть, и они чертовски долго отвечали на звонок, но это было хорошо, потому что Том не имел понятия, что он собирался сказать, когда они возьмут трубку. Том и Эндрю смотрели друг на друга, пока в телефоне продолжались и продолжались гудки.