***
Мишель оказалась резко выдернута из своих мыслей свежим потоком воды, которая полилась с крыши и хлынула на пол прямо перед ней, намочив и девушку в процессе. Почему она не родилась где-то еще, например, в Лондоне или даже в двадцати милях отсюда, в Нью-Касле? По крайней мере, там было чем заняться. В деревне никаких развлечений, кроме курения и быть облапанной парнями на задворках сельского клуба. Это было всем, чего хотел Даррен Талли. Они ходили гулять вместе не больше двух месяцев, и Мишель едва могла вспомнить, как она была рада, когда он впервые пригласил ее на свидание. Даже Сюзи говорила, что Даррен официально «роскошный», и впервые в жизни она почувствовала себя особенной и желанной. Но реальное свидание с Дазом отличалось от ее фантазий. Сегодняшний вечер был типичным. Они всегда обнимались и целовались, по крайней мере, он делал над собой такое усилие, но постоянное засовывание его языка в ее рот и поцелуи с привкусом табака за сельским клубом едва ли были пределом девичьих мечтаний. Продолжительное тисканье всегда оканчивалось тем, что она отталкивала его руки, и парень бормотал «Ты такая замкнутая», будто Мишель была последней девственницей на деревне, прежде чем уведомить ее, что скоро будет вынужден ее бросить, если не начнет «получать что-то в ответ».
― Я должен что-то получать. Нет никакого смысла, если я ничего не получаю, ― проинформировал он тем вечером, словно это было каким-то романтическим предложением, перед которым девушка не смогла бы устоять.
Парни также были свиньями.
Даз едва взглянул на нее, когда охотно садился в машину матери друга, предложения от ее собственного подвезти ее в соседний город даже не стоило ждать в такую погоду. Она наблюдала за тем, как тот уезжает, и задумалась, может уступить ему, чтобы удержать, или он того не стоит.
Мишель посмотрела на свои часы. Последний автобус скоро будет здесь, если вообще приедет. Их часто отменяли без объяснения причин, но погода была сырой, а путь до дома ― неблизкий. За последнее время пропало много молодых девушек. Некоторых из них позже нашли. Она содрогнулась от мысли, каково им было в последние минуты их жизни. Ее мать часто вбивала ей это в голову.
«Никогда не возвращайся домой одна, Мишель, это небезопасно, всегда садись на автобус или убедись, что твой парень», ― она никогда не называла Даррена по имени, ― «проводит тебя домой, если хочет и дальше продолжать с тобой видеться».
Это было смешно. Были вещи и поопаснее, чем Даз Талли, провожающий ее домой.
Мишель начала рассеянно тянуть за образ Святого Кристофера на шее, растягивая серебряную цепочку. Дождь полил с новой силой, злобный, вихрящийся ветер хлестал по крыше остановки, поэтому она не услышала голос мужчины, а стучащие капли барабанили по дереву, маскируя его шаги. Первым признаком его присутствия стало небольшое изменение в освещении, почти неуловимая тень перед ней, когда свет от фонаря упал на его спину, отбрасывая тень, которая изменяла форму по мере его приближения. Она подняла взгляд ровно в тот момент, когда мужчина подошел к остановке. В свете фонаря, светившем ему в спину, она едва могла различить его черты. Мишель испугалась, почувствовав опасность, но не была уверенна, что с этим делать. Когда он, наконец, заговорил, звук его голоса заставил ее подпрыгнуть. Он был глубоким и неотразимо мужественным, и девушка поняла, что задержала дыхание. Страх и предвкушение боролись в ней.