– Больше никогда не смей говорить с этим толстым пидором! Ты слышал меня, парень?
Теперь перенесемся в пятничный вечер начала апреля 1982 года. И хотя ни у кого нет ясного представления, как все получилось, расскажу свою версию событий.
Отец сидит на барном табурете наискосок от Рэнди, заливает досаду оттого, что упустил работу по починке крыши, и посматривает на наслаждающегося коктейлем со сливками великана. Рэнди аккуратными глоточками пьет, и отец замечает на его рыжих усах капельки сливок.
Вероятно, это послужило катализатором.
В тот вечер в закусочной О’Салливана не было недостатка в потенциальных подозреваемых. Но после того, как около полуночи Рэнди ушел, у всех будто запорошило глаза, и не оказалось ни одного свидетеля, который мог бы или захотел объяснить, кто покинул заведение примерно в то же время, что Макклауд.
Кто бы это ни был, он заставил Рэнди свернуть с дороги, его грузовик, не проехав и мили, застрял в деревьях в яблоневом саду.
Возможно, нападавший не собирался убивать Макклауда. Рэнди нашли мертвым рядом с его машиной. По сведениям приводившей слова полицейских росборнской «Газетт», он умер от единственного удара по голове, скорее всего монтировкой.
Никто из живших поблизости ничего не видел и не слышал, однако вскоре после короткой, но смертельной стычки кое-кто проснулся от грохота и увидел на потолке в спальне всполохи от пламени взрыва.
Рэнди умер в возрасте сорока трех лет, неженатым и не обидевшим даже мухи. Росборнская «Газетт», которая обычно освещала временные закрытия мостов и местные собрания, посвятила его истории много материалов, и лишь через несколько месяцев ее затмила вторая из главных новостей 1982 года. Мой отец дал повод обеим.
Через два дня к нам явились полицейские и увезли отца, как они выразились, для дружественного опроса, потому что хотели побеседовать со всеми, кто находился в роковой вечер в закусочной О’Салливана. Но через час после их отъезда мать запаниковала, посадила нас в автомобиль, и мы поехали в управление.
Через несколько минут, вся в волнении, она появилась на пороге, схватила меня за руку и потащила в здание, там дала несколько монет и заставила позвонить по телефону-автомату в дом Хитрюги – попросить разрешения поговорить с его отцом. Я сделал, как мать велела. Отец Хитрюги взял трубку и объяснил, что ему нельзя непосредственно вмешиваться в дело, поскольку во время слушаний в суде он должен выступать обвинителем, а пока заедет его приятель и проследит, чтобы все было по правилам.
Когда его приятель в выходных слаксах и рубашке из синей вискозы явился, мать немного успокоилась. И он убедил ее увезти нас с братом домой, заверив, что за всем приглядит.