Полиция не нашла свидетелей, которые бы подтвердили, что́ с ним приключилось в первые три часа его безработной жизни и дальше до следующего утра, когда его тело обнаружили два туриста. Зато я мог бы все рассказать – например, куда отец поехал. Ударив по газам, он в обнимку с бутылкой полетел домой.
За месяцы двойной прибыльной работы отца я привык к тому, что раньше пяти он домой не являлся, и когда около четырех вернулся из Свангам, даже не стал проверять, стоит ли за контейнерами его машина. А она там стояла.
В доме было тихо. Я мог заметить какие-либо признаки отцовского присутствия, однако не обратил на них внимания. Из гостиной открывался вид на родительскую спальню, но кровать загораживала стена. Полагаю, когда я вошел, отец лежал на ней, вырубившись.
По-моему, я сделал себе сандвич с арахисовым маслом и желе, или схватил из банки огурец, или просто сел смотреть телевизор. Мой день продолжался в обычном режиме. Неожиданно в дверь постучали, и я пошел открывать. За порогом стояла Ханна Дженсен.
Черт! Как же круто она смотрелась! И если честно, я не переставал о ней думать с тех пор, как мать рассказала мне о ее вчерашнем визите. Разумеется, я не оставлял своих фантазий о тебе, Пит, и надежд, что они когда-нибудь сбудутся, однако в ближайшее время это было маловероятно. Только не хочу сказать, что Ханна стала моим запасным планом. Вы оба были моими главными планами.
– Привет, Ханна! – произнес я. – Слышал, ты вчера приходила. – Я повернулся и прыгнул на диван. – Хотела потусоваться?
Когда Ханна вошла, я заметил на ее лице отвращение, но это меня не насторожило. Мы жили в паршивом доме с паршивой обшивкой и еще более паршивой мебелью. Естественно, ей стало противно. Сама она жила в богатом районе, и все знали, что дом Дженсенов – нечто вроде дворца. Ее чувство меня не смутило, хотя мне показалось невежливым являться в гости с видом, что тебя вот-вот стошнит.
– Проходи, садись, – предложил я.
Сесть она могла лишь в перевязанное липкой лентой кресло. Оглядевшись, Ханна аккуратно опустилась в него, с таким расчетом, чтобы минимально касаться ткани. Ее движения были изящными.
А потом мне пришло в голову: а вдруг отвращение вызвано не нашей паршивой мебелью? Я присмотрелся: Ханна устроилась на краешке, сложив руки так, словно пыталась согреться. Может, это просто нервы?
– В чем дела, Ханна? – спросил я.
– Это неправильно, – промолвила она.
– Что неправильно?
– Это противозаконно.
При слове «противозаконно» я встрепенулся. Следовательно, Ханна пришла не только для того, чтобы поцеловаться. Было о чем поразмыслить. Я встал с дивана и приблизился к ней. Она откинулась на спинку кресла.