Появление Мэтью в шестом классе было подобно могучему всплеску – он был на полтора года старше меня. Как будто среди нас бросили огромный камень. Это был не просто уличный драчун из Нью-Йорка, но существо выше нас, сильнее и взрослее. Мэтью мог сойти за шестнадцатилетнего, даже за восемнадцатилетнего, и долгое время с ним боялись заговорить – эдакой махиной из иного мира. Однако начав с ним сближаться, я понял, что Мэтью старше меня не просто по годам, но и по зрелости обогнал не только меня, но и других в росборнской средней школе, и при этом обладает таким однобоко упертым бесстрашием, что мое первоначальное сравнение с брошенным в шестой класс огромным камнем было не таким уж неверным.
Хотя, конечно, легко утверждать это через двадцать шесть лет. В то время Мэтью мне казался старшим братом. Я любил его и боялся.
Мы никогда по-настоящему не обсуждали девчонок, но я подозреваю, что Мэтью уже имел опыт половой жизни. И испытал близость с женщиной не однажды. Если бы я его спросил, уверен, он бы мне рассказал. Однако я не спрашивал – сама тема меня смущала. Несколько месяцев я наблюдал за тем, как Мэтью посматривает на девчонок, и постепенно привык к этому. Но если честно, особо мне это не нравилось.
Меня не слишком удивило, что вскоре после того, как мы привели в наше секретное место Ханну, Мэтью отослал меня – сказал, что это новая игра – разведка. Стал внушать, что я, мол, шпион и должен рыскать по округе, вынюхивать, нет ли поблизости оленя или туриста. А вернувшись, доложить.
– И вот что, Хитрюга, ты особенно не спеши, – добавил Мэтью, когда я собрался уходить.
Я шатался по склону минут тридцать – сорок, добрался до тропы на Сансет-Ридж и не встретил ни туриста, ни оленя. Но чуть не наступил на огромного куроеда, бурей взвившегося на ярко освещенную скалу, и в этот момент решил, что довольно нагулялся, и повернул назад, гордый тем, что мне есть что рассказать. Вероятно, Мэтью объявит игру в охоту на змей, и мы вернемся к куроеду со всем нашим арсеналом. Я представил потрясенное лицо Ханны, когда я выдохну слово «змея» и скажу, что она толщиной в мою руку.
Почему мне тогда не пришло в голову, что так же, как с кошками, попавшаяся на пути черная змея – плохое предзнаменование? Что было бы, если бы я послушался предостережения и не вернулся сквозь заросли горного лавра в наше тайное место? Ясно одно: история имела бы иной конец. Нет, я не верил, что мое присутствие в качестве свидетеля повлияло на то, что сделал Мэтью. Но несомненно, изменило меня – до такой степени, что итог моего рассказа теперь мне представляется неизбежностью. До такой степени, что правильная концовка превратилась в ощущение моей цели.