— ..капли сока падают мне на шею, потом падают ниже — вот сюда. — Вероника показала на бутон одной своей груди, обтянутый мягкой материей рубашки. — И сюда. — Она показала на бутон другой груди. — И сок стекает, — » — пальцы девушки скользнули по животу, — прямо сюда…
— Достаточно, — прорычал Валентин, — на сегодня вполне достаточно!
Вероника улыбнулась:
— Но мне очень приятно мечтать об этом. Я раньше никогда и не думала, что землянику можно использовать таким образом. Но когда я прочитала о небольшом эпизоде с виноградом в одном из твоих писем, то решила, что наверняка смогу получить такое же наслаждение и от земляники. Между прочим, с кем ты проделывал эту шутку с виноградом?
— Ее звали… — Валентин мучительно пытался вспомнить имя. Он помнил эту женщину, помнил всех женщин.
Эта его способность больше всего нравилась женщинам.
Ни одна из них никогда не боялась быть забытой Валентином Тремейном. Они все были очень важны для него — каждое красивое лицо и каждый страстный момент. Эпизод с виноградом был одним из наиболее приятных его экспериментов. Он всегда любил виноград, и когда она предложила это… Черт возьми, как же ее звали?
— Ну?
Валентину пришлось совершить тот единственный поступок, который может совершить человек в его положении. Когда эта добивающаяся правды девушка зажала его в угол, он назвал первое имя, которое пришло ему в голову.
— Мадонна. — Мадонна? Хотя эта певица и обладала довольно приятным голосом, она определенно не принадлежала к его типу женщин.
О чем он, черт возьми, думает?
Любая женщина была его типом — блондинка или брюнетка, низенькая или высокая, хрупкая или пышная. Весь женский род был его типом, включая и Мадонну, хотя ей следовало бы добавить несколько фунтов и, может быть, перекрасить волосы в какой-нибудь пламенный, огненно-рыжий цвет.
— Мадонна? Это имя не подходит для данного случая.
У нее было какое-нибудь уменьшительное имя? Как она называла себя в письме?
— Ты же не думаешь, что я помню все подписи в письмах, — раздраженно заметил Валентин, прошелся до окна и вернулся назад. — Ее звали Мадонной, и она любила виноград. Это все.
— Но мне казалось, что это ты любил виноград. Она писала, что предложила его, потому что ты…
— Какая разница, кто из нас любил виноград?
— Не ворчи.
— Я вовсе не ворчу, — сказал Валентин, подошел к балкону и открыл створки двери навстречу порыву влажного ветра Луизианы.
Это именно то, что ему нужно, — побольше тепла, чтобы высосать воздух из его легких, вскружить голову, разогнать кровь, вселить в его тело… желание.