На Смоленской тихо (Лесников) - страница 2
– Иди отца поищи, мать велела. – И сообщил будто о чем-то радостном: – Ух и сердитая она сегодня!
Димка вышел за калитку, огляделся. Небольшие домики и мазанки, ютившиеся на косогоре, жались друг к другу, словно защищаясь от ветра. В переулке не было ни души, все спрятались от палящего солнца и пыльной бури. Даже многочисленное собачье племя притаилось в будках. Димка побежал вниз по переулку.
Рекс хотел было увязаться за Димкой, но Екатерина Николаевна прикрикнула на него, и он снова укрылся под крыльцом.
Димка прибежал, когда машина уже выезжала со двора. Максим Максимович и Шурка втащили его в кузов. Димка посмотрел на дом, который они покидали, на тетю Полю, на сидевшего рядом с ней Рекса, и ему стало жаль уезжать. Здесь было тесно, но зато весело. Особенно по вечерам, когда все были в сборе и играли в лото или читали вслух смешные рассказы Михаила Зощенко. «Теперь ничего этого не будет», – с горечью подумал он.
Машина остановилась около старинного двухэтажного дома из красного кирпича. Парадная дверь оказалась незапертой. Екатерина Николаевна растерянно посмотрела на Максима Максимовича. Он первым прошел в квартиру.
В углу гостиной на табурете стоял худощавый мужчина в парусиновом костюме и ярко-желтых щегольских ботинках. У него были гладко зачесанные черные волосы, галстук-бабочка под накрахмаленным воротником.
– Вы что здесь делаете? – спросил Максим Максимович.
– Пардон, с кем имею честь? – мужчина глянул на плотного, широкоплечего Максима Максимовича и спрыгнул с табуретки.
Екатерина Николаевна возмутилась.
– Я хозяйка квартиры, а это мой муж.
– Значит, хозяева? – мужчина строго посмотрел на нее. – А я работник домоуправления, осматривал квартиру. – Он помахал листом бумаги. – Вот акт. Квартира в идеальном порядке, и вы должны его поддерживать. – Уходя бросил: – Мы будем контролировать.
– Неприятный тип! – Екатерина Николаевна захлопнула дверь.
– Значит, не стоит из-за него расстраиваться, – сказал Шурка. – Лучше посмотрим квартиру.
Новая квартира нравилась Екатерине Николаевне, и она с удовольствием стала осматривать ее. Начали с гостиной – большой квадратной комнаты с тремя окнами на улицу и двумя на веранду. Стены украшал вычурный лепной карниз. Углы его венчали лукавые рожицы амуров. Скосив застывшие глаза на швейцарскую печь, облицованную цветными изразцами, они, похоже, сколько-то недоумевали: зачем их втиснули в эту чуждую им обстановку? С потолка из переплетенных цепей смотрел Прометей. Широкое, скуластое лицо, искаженное страдальческой гримасой, было явно не в ладу с формами барокко и смахивало на лицо казачьего атамана. Максим Максимович заметил, что титан страдает не от вечных мук, на какие обречен разгневанными богами, а от отвращения к позеленевшему медному крючку, что держит в зубах по прихоти купца, строившего дом. На крючок в былые времена вешали лампу – «молнию»; теперь его обвивал провод электрической лампочки.