Через неделю после выписки из больницы ей позвонили, и незнакомый мужской голос сказал:
— Жанночка! Здравствуй, дорогая! Как твои дела, как настроение?
— Кто это? — спросила она.
— Не узнала? Ох, быть мне богатым! Это Боря.
— Какой Боря?
— Ельцин!.. — Мужчина в трубке рассмеялся. — Это Боря Адский, Жанночка! Какой же еще?
Жанна понятия не имела, кто это.
— Адский? — спросила она растерянно.
— Он самый. Ну, знаешь, не узнать директора своего коллектива — это уже свинство!
— Да у меня телефон барахлит, — соврала она.
— Я тебе рискнул позвонить, Жанночка, чтобы напомнить: мы уже третий месяц в простое. Народ бьет копытом. Когда ты появишься?
Жанна не знала, как обратиться к этому человеку, чтобы не выдать себя: на «ты» или на «вы».
— Не знаю, Боречка, — сказала она. — Пока врачи не рекомендуют.
— Упаси бог, я не тороплю… — Адский вздохнул. — Боюсь только, как бы люди не разбежались. Все же кушать хотят. Жаль потерять такой коллектив. Ведь годами собирали.
Жанна все это прекрасно понимала — но как она явится на репетицию, понятия не имея, кто есть кто и как кого зовут! И самое главное — ей рано или поздно придется взять в руки микрофон. Это ее пугало больше всего.
Безвыходную ситуацию необходимо было взорвать. И однажды, оставшись одна в пустой квартире — Алиция Георгиевна отбыла на базар, сын гулял с няней, а Тимур находился на съемке, — Жанна робко подошла к маленькому кабинетному роялю.
Она долго смотрела на клавиши, боясь к ним прикоснуться. Потом осторожно, одним пальцем, попробовала сыграть первую пришедшую на ум мелодию. На удивление получилось довольно складно. И Жанна, осмелев, попробовала левой рукой подыграть аккомпанемент. Внезапно она словно очнулась ото сна. Пальцы свободно забегали по клавишам. Мелодия давнишнего шлягера зазвучала в полную силу. Сразу вспомнились и слова шуточной польской песенки:
Рудый, рудый, рудый, рудый рыц,
А по-русски — рыжик,
Рудый, рудый, рудый, рудый рыц,
Стань чуть-чуть поближе!..
Она снова, как двадцать лет назад, была в прокуренном зале захудалого ресторанчика «Дружба» на подмосковной станции Кратово, и подвыпившие люди за столиками восторженно кричали ей: «Рыжик!..» Значит, тогда это было ее прозвищем!
Жанна, плача и смеясь, барабанила по клавиатуре, чувствуя невероятное облегчение оттого, что ей удалось все-таки хоть ненадолго прорваться в свое прошлое.
Май 1999 года. Зоя
Алеша вместе с компанией таких же, как он, возбужденных молодых отцов топтался под окнами роддома.
— Кто? — заорал он, увидев в окне лицо Маринки. — Мальчик?
Маринка отрицательно качнула головой.